Формальная семантика как порождение лингвистики и философии

Здравствуйте! Публикую расшифровку лекции "Формальная семантика как порождение лингвистики и философии", которая была прочитана Барбарой Парти 19 апреля 2012 года в рамках проекта "Polit.ru". Барбара Парти - одна из крупнейших современных семантиков. Лекция посвящена истории формальной семантики - направления на стыке философии, логики и лингвистики, которое соединяет теории семантики и синтаксиса. Обсуждается развитие теории от Фреге, Хомского и Монтегю до наших дней.

Близкие по теме лекции - лекция Сергея Татевосова "Теория языка и язык теории" и лекция Александра Барулина "Основные проблемы теоретической семиотики".

Источник видеолекции: http://polit.ru/article/2012/03/28/anons_partee/

Добрый вечер, уважаемые коллеги. Мы начинаем очередную лекцию цикла "Публичные лекции polit.ru". Я напоминаю, что нас в этом проекте поддерживает РВК. А наша сегодняшняя лекция - вновь лингвистическая. Я в который раз убеждаюсь, что, конечно, наше лингвистическое сообщество - одно из самых спаянных, вот, судя по тому, насколько плотно оно всегда присутствует на лекциях своего профиля. Вот. Я очень рад, что нам удалось застать в России преподающей Барбару Парти, и, как бы, мы рады, что она согласилась принять наше приглашение - выступить здесь. Тема звучит как: "Формальная семантика как порождение лингвистики и философии". Режим - традиционный: собственно лекционная часть, за которой можно будет задавать вопросы, выступать с какими-то комментариями. Единственная просьба сегодня - делать это, ну, может быть, более внятно, более отчетливо, так, чтобы это заведомо было понятно нашему лектору, который благосклонно согласился вести разговор сегодня на русском языке. Спасибо большое, Барбара.

-------

Спасибо вам. В первую очередь, хочу поблагодарить ведущих этой программы за приглашение и всех, кто пришли. Я очень рада быть здесь с вами. И также хочу выразить признательность нескольким людям за помощь в подготовке, особенно с языком. Будут ошибки. Они все будут мои. И, вот, список неполный, конечно. И многие другие коллеги и друзья помогали мне в исследованиях на эту тему. Я их поблагодарила в моих статьях, которые можно найти на моей веб-странице. Не надо записывать веб-страницы - можно просто гуглить мое имя, и найдешь. Но то, о чем я буду сегодня говорить, - это маленький фрагмент истории науки. Точнее, фрагмент истории семантики.

Формальная семантика родилась сравнительно недавно, примерно в конце 60-х годов и начале 70-х годов. Ее родители - на самом деле, их не два, а три: логика, философия и лингвистика. Но многое из того, что я знаю, происходит из моего собственного опыта. Сначала я была одним из первых аспирантов Ноама Хомского по синтаксической теории в Массачусетском технологическом институте - проще, MIT - в 61-65-м годах. Извините, что я иногда писала ударения, потому что я часто забываю, где ударение. Потом я была коллегой философа Ричарда Монтегю в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе (UCLA). Его можно считать главным основателем формальной семантики. С 65-го года я работала в Калифорнийском университете молодым доцентом, занималась лингвистикой. В 68-м году я познакомилась с Монтегю и, вскоре, заинтересовалась его работой. После его трагической гибели в 71-м году (он был убит) я стала одним из тех лингвистов и философов, кто работал над синтезом семантики Монтегю и синтаксиса Хомского, в возможности чего сам Хомский глубоко сомневался. В настоящее время я начала работу над книгой об истории формальной семантики, провожу исследования и интервью. Одну из самых интересных для меня частей этой истории я сегодня вам расскажу.

Но, вначале, что такое семантика, и что такое формальная семантика? Термин "семантика" имеет разные значения. Но семантика может быть значением, самим значением. Смысл языковой единицы: морфемы, слова, словосочетания и тому подобное. Или может быть раздел языкознания, изучающий смысловую сторону языка. Или может быть раздел логики, изучающий отношение логических знаков к понятиям. В лингвистике есть разные подходы к изучению смысловой стороны языка. Лексическая семантика занимается значениями слов, отличаясь, таким образом, от семантики предложений, изучение которых является главным занятием семантики синтаксиса. Формальная семантика - это один из подходов к семантике синтаксиса. Она имеет много общего с семантикой в логике. Когнитивная семантика - это другой подход; она исследует проблемы соотношения языка и сознания, роль языка в концептуализации мира. Есть и другие направления в семантике. Есть также отдельная дисциплина - прагматика; она изучает использование языка в разных контекстах, речевые акты, взаимодействие говорящего и слушающего. До появления формальной семантики термин "семантика" обычно значил совершенно разное для лингвистов и философов, поскольку они интересовались разными вопросами. Философов языка интересует понятие истины, логика, семантический анализ важных, с философской точки зрения, терминов, семантический и логический анализ структуры логических рассуждений. Лингвисты - по крайней мере, с момента возникновения теории Хомского - стремились создать научную теорию, которая бы объясняла, как устроено знание языка человека, и как это знание приобретается. Формальная семантика уходит корнями в несколько дисциплин. Наиболее важные из них - логика, философия и лингвистика. Наиболее значительной фигурой в ее истории, несомненно, является Ричард Монтегю. Он написал основополагающие работы в данной области в конце 60-х - начале 70-х годов 20 века.

А сейчас - про семантику в лингвистике. В 19 веке лингвистика существовала в рамках филологии в Европе и в рамках антропологии в США. Конечно, все, что я говорю, - это немножко упрощено; это вы понимаете. В 20 веке она осознала важность математических методов анализа и приобрела статус научной дисциплины. В середине 20 века в американской лингвистике семантике уделялось мало внимания. Центральное место занимала полевая лингвистика, описание индейских языков, хронология, потом - морфология; может быть, немного синтаксиса. А до семантики дело обычно не доходило. Семантический анализ в то время активно развивался в логике и философии языка, но был относительно мало известен большинству лингвистов. А в 54-м году философ - но философ и лингвист, можно сказать - Иегошуа Бар-Гиллель написал статью в журнале "Language" (главный журнал для лингвистов), призывающую сотрудничать лингвистов и логиков. Он утверждал, что прогресс в обеих этих областях подготовил почву для объединения сил с целью совместного исследования синтаксиса и семантики естественного языка. И я хочу сказать, что все эти фото получились слишком широкими - это что-то из-за включения компьютера с проектора так; они не все такие толстые.

Но в 55-м году в том же журнале Хомский, тогда еще аспирант, - это позже фото - в ответной статье написал: но это мои слова - он писал: "Спасибо, нет", - доказывая, что искусственные языки, изобретенные логиками, слишком не похожи на естественные языки, и поэтому вряд ли методики логиков могут как-то способствовать развитию лингвистической теории. Но Хомский... Я просто сейчас - про Хомского. Вклад Хомского в историю лингвистики состоял, в частности, в том, что он рассматривал лингвистику как раздел психологии, что было революционным в 50-х годах. Он предложил научный и систематический способ изучения языка. И его синтаксическая теория оказала и продолжает оказывать большое влияние на развитие западной лингвистики. Хомский сосредоточился на центральном факте синтаксиса: это то, что любой человек может производить и понимать потенциально бесконечное множество предложений на родном языке. Его выводы из этого - что знание синтаксиса родного языка состоит из своего рода конечного описания бесконечного множества предложений, то есть существует какая-то бессознательная грамматика в нашей голове. Эта грамматика включает в себя рекурсивные правила, которые позволяют порождать бесконечно много предложений. Его подход называется порождающая грамматика, или генеративная грамматика. Это как-то стало ближе, чем было. Его теория во многом изменилась с течением времени, но основная идея осталась. У Хомского было и до сих пор есть двойственное отношение к семантике. Он всегда довольно скептически относился к семантике и всегда настаивал на автономии синтаксиса. Значит, семантические понятия не играют никакой роли в синтаксисе - это его идея. Но он соглашается, что синтаксис должен служить основой для объяснения нашей способности понимать бесконечно много предложений, то есть семантики. Его первая книга - это была книга "Синтаксические структуры" 57-го года. И там грамматика Хомского состояла из двух компонентов - базовых правил, порождающих глубинные структуры, и трансформации, которые преобразуют глубинные структуры в поверхностные. В моем пересказе, он сказал: "Мы ничего не понимаем о семантике, однако глубинная синтаксическая структура очень важна с семантической точки зрения, поскольку она раскрывает то, что на уровне поверхностной структуры скрыто".

Например, вот поверхностная структура двух предложений, которые, ну, очень похожи. Ну, по-русски это: "Маша велела Ивану уйти" или "Маша обещала Ивану уйти". Ну, совсем похожи поверхностные структуры. Но мы понимаем в первом, что это Иван должен уйти, и во втором - что это Мария, которая должна уйти. И это показано в их глубинной структуре, где в одном маленьком предложении внутри большого - это "John leave", и в другом есть "Mary leave". Это часть теории контроля так называемого. А, вот, лингвисты представляют структуру предложения в виде дерева - это такие глубинные структуры в виде деревьев.

А что про семантику? Ну, вначале - ничего. А в начале 60-х годов деятельность по разработке семантического компонента, совместимого с порождающей грамматикой Хомского, начали Катц и Фодор. Их интересовало то, что мы называем композициональностью. Как получить значение высказывания из значений его частей? В то время отрицание представляло собой трансформацию - трансформацию простого предложения, и было ярким примером трансформаций, изменяющих значение. Чтобы вычислить значение целого предложения типа (4б): "Иван не ушел", - из значения его частей надо было сначала вычислить значение простого предложения - глубинной структуры (4а): "Иван ушел", - затем добавить семантический вклад отрицания. Но вскоре после этого важное изменение в отношении семантики к синтаксису было предложено в работе Катца и Постала 64-го года, и было принято Хомским в его второй книге "Аспекты теории синтаксиса". Гипотеза Катца и Постала (...): все, необходимое для семантической интерпретации, в том числе, такие морфемы, как NEG для отрицательных предложений, должно быть представлено в глубинной структуре, и, главное, что трансформации никогда не меняют смысл. По новой теории, вывод примера (4а) - (4б): "Иван не ушел", - (....) другим: морфема NEG уже присутствует в глубинной структуре, и трансформация T-NEG только перемещает морфему NEG на ее реально наблюдаемое место в поверхностной структуре. Так эта глубинная структура сейчас имеет внутри себя NEG: "NEG (Иван ушел)", - и поверхностная структура будет: "Иван не ушел", - и смысл не меняется.

Такой подход допускал красивую архитектуру теории, которую Хомский предлагал в своей книге "Аспекты теории синтаксиса". В этом контексте надо отметить, что лингвистическая теория у Хомского предполагает формальную (*****) всех компонентов языка, включая фонологию, синтаксис, семантику, лексикон и включая их отношения друг к другу. Но Хомский сам занимался синтаксисом, но архитектуру эту... он всегда думал об этом. Так, в 65-м году архитектура теории была такой: глубинные синтаксические представления являются входными данными для семантической интерпретации. Синтаксические трансформации преобразуют эту глубинную структуру в поверхностную структуру, и поверхностные синтаксические структуры являются исходными данными для фонологического компонента. Вот, это - то же самое в виде рисунка, что базовые правила порождают эту глубинную структуру, и она является входными данными для семантического компонента, потом трансформации преобразуют глубинную структуру в поверхностную, и это идет в фонологию, и от фонологии - ну, то что мы слышим. Такое существенное изменение архитектуры грамматики основывалось на гипотезе о том, что трансформации всегда сохраняют значение, иначе невозможно делать семантику из глубинной структуры. Эта сильная гипотеза вызвала интересную дискуссию и бурные дебаты, а архитектура теории, где синтаксическая структура - это посредник между семантической и фонологической, имела элегантный и привлекательный вид. Итак, наступил краткий период Эдема - рая, потому что тогда не только Хомский, но и большинство генеративистов, в середине 60-х годов, принимали гипотезу Катца и Постала о том, что семантическая интерпретация определяется глубинной структурой, и полагали, что синтаксис и семантика взаимодействуют между собой относительно просто. Что же разрушило эту идиллическую картину?

Ну, линвисты заметили кванторы. Это слова типа "каждый", "много", "никакой", "нисколько". Оказалось, что трансформации, более или менее сохраняющие значение при применении к именам, явно этого не делали при применении к некоторым кванторам. Вот пример. Была трансформация "Equi NP Deletion" - удаление совпадающей именной группы. Вот, именно они... Ну, все хорошо. "John wanted John win" - это глубинная структура, и от этого получается: "John wanted to win" ("Иван хотел, чтобы Иван выиграл"). Это семантические более-менее то же самое, как "Иван хотел выиграть". Хорошо. Однако, с квантором мы получили бы от глубинной структуры: "everyone wanted everyone win", - мы получили бы: "everyone wanted to win". Но: "Все хотели, чтобы все выиграли", - это не тот же самый смысл, как: "Все хотели выиграть". Одни - это альтруисты, другие - это соперники; так как-то. Так из-за этого было изгнание из Эдема и истоки лингвистических войн. Те же проблемы возникают не только в этой трансформации, но часто, например, при деривации предложения (7а): "Каждый голосовал за себя", - и (7б): "Одна девушка пела и танцевала". У Хомского (7а) получалось трансформацией, заменяющей совпадающую именную группу на рефлексив; так получалось бы из: "Каждый голосовал за каждого". И это имеет право на семантический. И "одна девушка пела и танцевала" получалось бы из "одна девушка пела и одна девушка танцевала". Это тоже не тот же самый смысл. Так, эти кванторы - они сильно разрушили эту красивую картинку, которая была. Дилемма: или гипотеза Катца-Постала неверна, и значение предложения не определяется на уровне глубинной структуры, или сама глубинная структура не такая, как представлялось в классическом трансформационном синтаксисе Хомского.

Из этого выбора и встало два подхода в лингвистике к проблеме отношения между классическим трансформационным синтаксисом и семантикой. Это два войска. Одна - это генеративная, или порождающая, семантика. Это Лейкофф, Росс, Мак-Коли и другие. Они считали, что, чтобы глубинная структура адекватно отражала семантическую структуру, необходимо, чтобы она была более глубокой, более абстрактной, больше похожей на логическую форму, на языке... И для них это значило - похожей на язык логики первого порядка. Потому что это была единственная логика, которую лингвисты знали. Их синтаксис некоторым казался непривычным и слишком радикальным. Но семантика изучалась серьезно - намного серьезней, чем это делал Хомский. А другое направление - это интерпретирующая семантика. Это Джакендорф и сам Хомский. Они считали: лучше сохранить красоту и независимое обоснование синтаксических структур и отказаться от гипотезы Катца и Постала. Различные семантические модули могут функционировать на различных уровнях синтаксиса. Семантика Джакендорфа и Хомского часто выглядела не очень красивой и стройной, и иногда возникала ad hoc. Но и это направление исследований также привело к интересным результатам.

Но все это время мы не обсуждали, что такое семантическая интерпретация. Мы пока смотрели на отношение синтаксиса к семантике, но не на саму семантику. Лингвисты часто считают - считали и часто считают, что семантика - это только толкование языковых выражений, перефразирование на более формализованном языке, при котором используется нечто вроде семантических атомов. А логики же считают, что семантика должна заниматься отношением между языком и реалиями. Она должна описывать условия истинности предложений в разных возможных условиях, в разных контекстах. Логики и философы не считали адекватными ни семантические интерпретации порождающей семантики, ни семантические интерпретации, получаемые в рамках интерпретирующей семантики. Например, философ Дэвид Люьис - в 70-м году он писал: "Мы можем знать, как перевести предложение английского языка на язык признаков", - это язык Катца и Фодора, или Катца и Постала, - "не зная самого главного о значении этого предложения, а именно - условия, при котором оно будет истинным. Семантика без учета условий истинности - не семантика". Ну, про семантику в философии и в логике. Пока в лингвистике идут разночтения конца 60-х и начала 70-х годов. Давайте обратимся к философии и логике.

Чтобы обсудить самое важное, прийдется пропустить много интересного о вкладе логиков и философов в историю семантики. Неохотно пропущу такие фигуры, как Аристотель, стоики, Лейбниц, Бул, де Морган, Пирс и многие другие. Упомяну два самых релевантных момента: бурное развитие семантических методов в логике, начиная с конца 19 века, и согласие между логиками и философами до Монтегю в том, что естественные языки очень нелогичны (это не Монтегю). Самая важная фигура среди отцов-основателей формальной семантики - это Готлоб Фреге. Фреге делал большой шаг вперед в логике, которая до него мало изменилась со времен классической логики Аристотеля. Он разработал логическую структуру кванторных предложений и изобрел первый вариант логики предикатов первого порядка. Эта логика составляла часть проекта построения логически совершенного языка, его "Begriffsschrift", о котором раньше мечтал Лейбниц. Фреге предлагал свою новую логику не как анализ естественного язык, а как исследовательский инструмент, который также помогает естественному языку, как микроскоп помогает глазу. Также считается, что именно Фреге - автор принципа композициональности, который является сейчас основным принципом формальной семантики. Принцип композициональности - это такой: значение составного выражения - это функция (в математическом смысле) от значений его частей и способа их соединения в синтаксическую структуру. Фреге также ввел различие между смыслом и значением, или денотатом, - это его "Sinn und Bedeutung", которые позднее логики и философы, в том числе и Монтегю, пытались адекватно формализовать. Подход Фреге к смыслу был строго антипсихологическим: смысл должен быть чем-то объективным, существовать не в голове отдельного человека, а быть общим для всех. Фреге использовал аналогию смысла с реальным изображением в телескопе, в отличие от образа на сетчатке глаза или в мозге. Его антипсихологизм сохранял позиции в среде логиков, включая Монтегю, и был препятствием для соединения логики и лингвистики.

А, Рассел. Рассел был интересной фигурой. Вклад Бертрана Рассела в логику и философию языка был многосторонним и разнообразным, и его влияние было весьма велико. Великая работа "Principia Mathematica" Рассела и Уайтхеда заложила основы современной логики и метаматематики. Но, что особенно интересно для нашей истории, Рассел часто жаловался на нелогичность английского языка. Для него это просто какое-то безобразие, что грамматические формы (9а): "Socrates is mortal", - и (9б): "Every human is mortal", - в английском языке одинаковы, они обе - просто подлежащее плюс предикат, в то время как их логические формы, как он считал, совсем разные - это (10а) и (10б). Так, (10а) - это, действительно, подлежащее и предикат: предикат "Mortal" применяется на константу "Сократ", индивид "Сократ" имеет свойство "смертен". Но для Рассела логическая форма (9б) - это (10б): "Для каждого икса, если икс - человек, то икс смертен". И это никак просто... подлежащее и предикат в логическом плане. А, я забыла сказать: он считал, что обыденный язык просто все путает.

А были потом философские войны: тоже обыденный язык - против формального языка, но не язык против языка, это я грубо говорю. Но приблизительно в середине 20 века в философии языка началась большая война между философами обыденного языка и философами, которые больше уважали логические языки. Философы обыденного языка - это новое поколение философов, которое отвергло формальный подход и настаивало на необходимости уделять больше внимания изучению функций обыденного языка и его употребления. Это поздний Витгенштейн, Гилберт Райл, Питер Стросон и другие. Стросон в статье "On Referring" писал: "Фактическая уникальная референция", - это он ссорился с Расселом про референцию", "если она имеет место, - это вопрос конкретного употребления в конкретных условиях. Ни правила Аристотеля, ни правила Рассела не дают точной логики любого выражения обыденного языка, ибо обыденный язык не имеет точной логики". Рассел ответил в статье "Mr. Strawson on Referring": "Прежде всего, я позволю себе отметить, что совершенно не способен усмотреть ни малейшей силы ни в одном из рассуждений господина Стросона". Но потом, позже, в той же статье он писал: "Я согласен, однако, с утверждением господина Стросона о том, что у обыденного языка нет никакой логики". Так, главное для нас: обе стороны в этой войне, а также Хомский, согласились с тем, что логические методы, применяемые при анализа формальных языков логиков, неприменимы к естественным языкам. А в некоторых аспектах эта война продолжается.

Однако, в ответ, ряд философов формального направления решили попытаться усовершенствовать формальный анализ обыденного языка. Вот, Монтегю. Прежде чем приступить к исследованиям естественного языка, Монтегю значительно обогатил интенциональную логику. Опираясь на работы своих предшественников, он разработал мощную систему логики, включающую в себя и интенциональную логику, и формальную прагматику. Сначала он использовал свою логику для решения различных философских и собственно логических проблем. В последние годы жизни, однако, он обратил внимание на анализ естественного языка. И для многих его коллег был вопрос: почему, вдруг, он этим занялся? Но год назад в архиве документов Монтегю в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе я нашла новое объяснение его мотивации: почему он этим занимался тогда. Это записи, сделанные его рукой, как предисловие к handout'у для доклада "Английский как формальный язык" в 68-м году в Ванкувере. Он писал... Это не было на handout, но, очевидно, он это сказал до доклада: "Поводом для этого доклада стало раздражение, связанное со следующими двумя обстоятельствами. Первое - различие, проводимое некоторыми философами, особенно в Англии, между формальными и неформальными языками. А второе - большой шум, исходящий в настоящее время из MIT, - это, очевидно, значит, от Хомского и его коллег, - вокруг так называемой математической лингвистики, или новой грамматики, но, насколько мне известно, не сопровождаемый соответствующими достижениями". Это продолжает Монтегю там: "Поэтому однажды я сел и приступил к работе, которую я раньше считал и продолжаю считать как достаточно простой, так и не очень интересной, а именно - к анализу обыденного языка. Я, конечно, представлю лишь небольшой фрагмент английского языка, но он, по моему мнению, достаточно показателен". Но первым результатом работы Монтегю с естественным языком стала его работа с вызывающим названием: "English as a formal language", - начинающаяся знаменитой фразой: "Я отвергаю утверждение, что существует важное теоретическое различие между формальными и естественными языками". Но главный момент для нас: Монтегю отрицал точку зрения на естественный язык, разделяемую всеми участниками войны философии обыденного языка против формального языка, согласно которой, естественные языки считались нелогичными и неформализуемыми. Монтегю предлагал формальную основу для описания синтаксиса, и семантики, и отношения между ними. Он считал, что она совместима с существующей практикой описания формальных языков и значительно улучшает существующую практику описания естественного языка.

В основании теории Монтегю - принцип композициональности, введенный Фреге, который я уже показала. Взаимодействие синтаксиса и семантики, по Монтегю, выглядит следующим образом: синтаксис - это алгебра форм, семантика - это алгебра значений, и должен существовать гомоморфизм из синтаксической алгебры в семантическую алгебру. Композициональность для него - это такой гомоморфизм. И я знаю, что не все знают, что такое гомоморфизм, но надо просто быть терпеливым. Почему Монтегю, в отличие от Рассела, не казалось нелогичным то, что в английском языке в качестве подлежащего можно использовать либо имя типа "John", либо кванторную группу типа "every student"("каждый студент")? Потому, что он использовал богатую интенциональную логику высшего порядка. В ней этой и любым именным группам можно приписывать в качестве семантической интерпретации так называемые обобщенные кванторы. Но, тоже, я не могу объяснить детали, формальные детали. Но они обе были в одной и той же категории, в одном и том же логическом типе. Не буду здесь вдаваться в технические детали. Важно только следующее: обе войны можно считать результатом неадекватности простой и, в других аспектах, замечательной логики первого порядка для описания естественного языка. Он просто не имеет достаточно разных логических категорий. Семантический анализ Монтегю во многих отношениях был в последующем пересмотрен, но, в целом, значение его работ, особенно последней неправильной трактовки "Квантификации в обыденном английском языке", для семантики, сопоставимо с книгой "Синтаксические структуры" Хомского - для синтаксиса.

Суммируя общий новаторский вклад этих двух исследователей в развитие формальной лингвистики, лингвист Эммон Бах пишет: "Тезис Хомского состоял в том, что синтаксис английского языка можно описать как формальную систему, а тезис Монтегю - что и синтаксис, и семантику английского языка можно описать как формальную систему". И, действительно, после того, как лингвисты и философы стали работать вместе над развитием того направления исследований, которое было заложено в работах Монтегю, обе войны постепенно сошли на нет: и война философов, и война лингвистов. Так, потом - совместная работа лингвистов и философов.

После смерти Монтегю в 71-м году среди первых работ, посвященных объяснению и дальнейшему развитию грамматики Монтегю были работы... Но моя работа - в 73-м году, и работа Томасон - в 74-м году. В этих работах утверждалось, что теория Монтегю, вероятно, совместима с каким-то вариантом синтаксиса Хомского и способна хорошо решать многие семантические проблемы, которым посвящены лучшие работы по семантике (но и по генеративной семантике, и по интерпретирующей семантике). И грамматика Монтегю, обогащенная новыми идеями многочисленных последователей, постепенно превратилась в формальную семантику, потому что это потом был не только Монтегю. Проиллюстрирую этот тезис, совместимый с каким-то вариантом синтаксиса Хомского, примером, маленьким примером из моей собственной работы в этой области. Как мне кажется, это удачный пример того, как подход Монтегю помог всем найти путь обратно в Эдем (в другой, Эдем оказался другим). Расскажу о проблеме, с которой я столкнулась при первой попытке соединения грамматики Монтегю, которую я здесь называю "MG", и трансформационного синтаксиса Хомского (transformational grammar, TG).

Проблема состояла в следующем: как поступать с правилами удаления? Я уже показала: это трансформация "equi-NP deletion" (удаление эквивалентной именной группы). И в классической TG, как я, значит, показала, такое предложение, как "John wanted to win" ("Иван хотел выиграть"), выводилось из "John wanted John win" - при удалении второго "John". Однако, учитывая принцип композициональности и то, как грамматика Монтегю строит значения составляющих из значений их частей, нет ничего, что могло бы соответствовать удалению кусочка значения, которое уже было построено. Таким образом, хотя (11а), предположительно, значит то же, что и (11б), получить значение (11а) этим путем невозможно. А теперь вспомним, каковы будут последствия применения этого анализа с удалением к предложению (12а): "Каждый хотел выиграть". Предполагаемая глубинная структура: "Каждый хотел каждый выиграть", - даст неверное значение, так как (12б) будет значить: "Каждый хотел, чтобы каждый выиграл". Таким образом, (12б) является неадекватной глубинной структурой для (12а), если мы хотим, чтобы мы работали композиционально. Отсюда, предположительно, следует, что и (11б) не является глубинной структурой для (11а). А в своих работах 73 и 75 года я предложила решение данной проблемы. Я предложила рассматривать глубинный субъект вложенного предложения как связанную переменную. Вслед за Монтегю, я предложила связывать эту переменную оператором лямбда-абстракции. Формулу здесь, к сожалению, я не буду представлять, хотя я так люблю этой лямбдой... Соответствующее изменение было, в итоге, внесено и в синтаксис Хомского. Эквивалентная ИГ (именная группа) больше не восстанавливается в глубинной структуре, а соответствует, особенно, нулевому элементу PRO, интерпретируемому как связанная переменная.

Резюмируя этот раздел, можно сказать, что со времен Аристотеля до эпохи Монтегю наше понимание таких языковых явлений, как квантификации, претерпело существенные изменения и достигло нового уровня. До Фреге, и даже дольше, среди лингвистов отсутствовало понимание переменных и их связываний. Отсюда - проблема с кванторами, отсюда - изгнание из Эдема. Фреге ввел понятие переменной и связывания переменных в логику. С этим понятием и стало возможно объяснить семантику предложений типа (7б) через перевод на язык логики. "Одна девушка пела и танцевала" в фрегианской логике можно записать: "Есть икс такой, что девушка икс и пела икс и танцевала икс". А Монтегю и его последователи пошли дальше. Они показали, как и даже "пела и танцевала" можно порождать и интерпретировать композиционально, прямо как глагольную группу. Не нужно трансформаций и соединенных предложений. Структура (7*****) может быть проста: есть подлежащее ("одна девушка"), есть глагольная группа ("пела и танцевала"). Я не покажу деталей, но у каждого есть свое значение, и можно применять один на другой и получить правильный результат. Эквивалентно - это что делал Фреге, но в форме, более походящей для синтаксиса естественного языка. С такими изменениями можно объяснить разницу между (7б) и (7в): "Одна девушка пела и одна девушка танцевала", - там есть два целых предложения. И естественный язык, оказывается, не менее логически устроен, чем языки, изобретенные логиками; просто он построен по-другому.

Первая волна интенсивного взаимодействия лингвистов и философов в области семантики в начале 80-х прекратилась. Затем возникла когнитивная наука, включающая семантику, которая развивалась на стыке 4 дисциплин: психологии, компьютерной науки, лингвистики и философии. А внутри самой лингвистики семантика вскоре стала предметом отдельной и быстро развивающейся специализации. Но многие специалисты по семантике всегда продолжали поддерживать разнообразные междисциплинарные связи. В конечном счете, несмотря на скептическое отношение Хомского, формальная семантика стала главным направлением лингвистической семантики на Западе и известной дисциплиной среди философов. Формальная семантика совершенствует методы решения различных проблем. Ощутимы также достижения в изучении вопросов языковой типологии, истории языка, усвоения языка ребенком, прагматики и дискурса, компьютерной лингвистики, ну, и другие. Я не утверждаю, что формальная семантика когда-либо даст объяснение всем типам значений. Другие подходы к семантике и прагматике имеют свои преимущества; и разные подходы, в лучшем случае, дополняют друг друга. В настоящее время ведутся самые интересные исследования, и еще многие предстоит сделать. Ну, спасибо.

---------

Вопросы из зала и ответы.

---------

- Спасибо большое. Так. Значит, я бы, может быть, начал с маленького вопроса своего. И дальше будем вести, передавать микрофон в зал. А как бы вы обозначили конкурирующие направления семантики? Вот, формальная семантика. А еще? Вот, если попытаться как-то их - списочно, и основными различиями?

- Да. Да, ну, есть еще генеративная семантика. Это у Лейховва. Сейчас это когнитивная семантика. Ну, есть лексическая семантика. Это не должна быть конкурирующая. Мы должны дополнять друг друга. Но, когда я здесь, я стараюсь, чтобы построить мосты. Но прямо конкурирующая... Но другие я не знаю. Может быть, кто-нибудь скажет.

---------

- Константин Иванович. Thank you very much for lection. Вопрос такой: кто финансирует ваши исследования? Спасибо.

- В данный момент - никого. Я на пенсии. Но я еще работаю. Не нужны очень дорогие инструменты, чтобы исследовать семантику. Но раньше у нас в Штатах была National Science Foundation, в Европе - тоже такие научные фонды. Но, так как сейчас бывает много работ в рамках компьютерной лингвистики, там всегда есть деньги из разных.., ну, Google, что ли.

---------

- Большое спасибо за лекцию. Я бы хотела уточнить. Это вопрос на уточнение. Вы в конце привели пример, когда вы - про девушку, которая пела и танцевала, и вы сказали, что структура состоит из двух частей: именной части и глагольной части. Но, вот, какое отношение это имеет к логике, в традиционном понимании? Вот, на мой взгляд, это грамматика. Этот пример - из грамматики.

- Да, спасибо. Я люблю этот вопрос, потому что мне было трудно это показать без всех деталей. Но классическая логика - это логика первого порядка, и эта формула там - около (7б). Это у Фреге или у Рассела. Это такая логическая формула для этого предложения. Но у Монтегю было богаче - богатая логика, где были не только эти индивиды и эти простые предикаты. Были обобщенные кванторы. Я сказала слово, но я не объяснила. Но одна девушка, например, у Монтегю, обозначает множество свойств, которыми обладает, по крайней мере, одна девушка. Это значение высшего порядка. Это множество множеств. Если свойства (как "пела") - это одно свойство. Я найду пример попроще. Например, даже имя "John", "Иван" - у Монтегю это обозначает совокупность всех свойств, которыми Джон обладает. Если у Ивана есть голубые глаза, это свойство - иметь голубые глаза - это один член этого множества. Группа типа "каждый студент" - там будут только те свойства, которыми каждый студент обладает. И "одна девушка" - это будет тоже множество свойств: там будут те свойства, которыми, по крайней мере, одна девушка - любая девушка - обладает. Но "и пела, и танцевала" - у Монтегю это было свойство, которое имеешь, если и пела, и танцевала. Есть понятие у Монтегю в этой логике: можно понимать, что такое конъюнкция предикатов. Не только конъюнкция предложений. Там "одна девушка" - это множество множеств: и "пела", и "танцевала". Это множество, это свойство - как множество. Если есть одна девушка, которая и пела, и танцевала, то будет верно, что это свойство: "пела и танцевала" - принадлежит множеству "одна девушка". Когда я читаю лекции здесь, в МГУ или РГГУ, для этого нужно 3-4 недели.

- Ну, мне-то, признаться, кажется, что это, как раз, очень такая математизированная вещь, которая явно не только лингвистическая. Как раз, именно в логике она очень понимаема - конъюнкция предикатов.

- Я бы добавила, что то, что мне очень нравилось у Монтегю - то, что, конечно, надо научиться какой-то сложной логике, но потом получаешь очень простой анализ, что тогда семантический анализ совпадает, почти совпадает, с грамматическим анализом. Ну, не всегда, не точно, конечно. Есть места, где тоже надо говорить про более глубинные структуры и более поверхностные. Но, вообще, то, что Монтегю делал, - из этого стало возможно почти анализировать композиционально самую поверхностную структуру. Это то, что поверхностная структура потом выглядит не нелогично, а красиво, логично. Но Монтегю - конечно, он логик, но он как-то защитил естественный язык против всех, которые сказали, что он так нелогичен. Мне ***** считать, что он считал эту работу, которую он сделал, не очень интересной и не очень трудной, потому что для нас, которые потом следовали, было очень трудно. И я думаю, что даже он сам немножко передумал, потому что я тоже нашла в архиве его записи, когда он писал последнюю статью. Многое он хотел туда поставить, и потом, очевидно, он не мог решить какие-то проблемы, и это он не поставил в статью. Как я думаю, он сам даже понял потом, что это не такая простая задача и, может быть, даже интересная.

- Но оно могло казаться простым на фоне еще каких-то замыслов, которые были менее понятны и которые, к сожалению, не осуществились.

- Да, конечно, логик хочет показать какие-то теоремы. Это уважают. И это естественный язык. Это как мой папа, который жаловался. Я вначале занималась математикой, и потом я пошла на лингвиста, и папа думал, что я сделала все как-то "вниз".

----------

- Артем Федорейченко(???). Спасибо за лекцию. Вопрос будет такой. Насколько достижения формальной семантики используются при решении задач машинного перевода?

- Да, я могу сказать, что я как-то ожидала, что будет такой вопрос. Но были разные попытки в разные времена. Уже в 70-х годах в Голландии была очень хорошая работа Philips laboratory: они сделали не только лампочки, а также думали делать вещи, где можно разговаривать с машиной. И были там лингвисты, которые занимались формальной семантикой, и они делали очень-очень красивую работу, где было очень много разных слоев: где один слой - очень близко к естественным языкам, и последний слой - очень близко к тому, что машина легче понимает. И это мне казалось очень интересной работой про машинные переводы. У них были примеры с разными языками. Но, к сожалению, Philips решила бросить это направление, и они все ушли в университеты. Но и не было так много мест, где занимались машинным переводом с помощью формальной семантики. Но сейчас интересно; в последнее время очень много делают просто на основе статистики, и мы знаем, как Google работает с очень хитрой статистикой. Но я узнала сама от того человека, который главный по исследованиям в Гугле, что они начинают смотреть на формальную семантику. Раньше, когда машины сами не были достаточно мощными, эта формализация была слишком сложной, и слишком медленной - работа с этим. А сейчас эти машины такие мощные, что они думают, что для следующего шага, может быть, будет полезно стараться иметь какую-то настоящую семантику, и это опять развивается. А в Европе, когда создался Европейский союз, было много проектов про переводы, потому что это стало так нужно. И немножко деньги шли тем, которые этим занимались - формальными методами. Но это часто, как сказать.., игрушечные примеры. Ну, это часто бывает, что самые научные направления - это не самое легкое, чтобы использовать на практические цели. Но бывает. На моем сайте можно найти link про компьютерную семантику формального направления.

- Спасибо большое. На самом деле, вы как-то с каждым ответом продолжаете отвечать на первый вопрос - по поводу того, как же устроено бывает финансирование подобных исследований. Очень, конечно, интересной была фраза о том, что, вот, к сожалению, ушли из "Филипса" в университеты - ну, то есть, тут-то исследования и закончились.

- Очень хорошо, что они в университетах, но просто жалко, что Philips не продолжал.

----------

- Можно воспользоваться возможностью задать вопрос? Спасибо за лекцию. Вопрос такой: как вам кажется, что более продуктивно для развития науки: научные войны, или научный мир, рай, Эдем? Не превращались ли научные войны в войну научных банд?

- О, это очень красивый вопрос. Кажется, - я узнала из самого опыта - что люди разные. Я люблю мир. Я очень люблю мир. И для меня эта война, ну, как-то отвлекает от дела. А я однажды обсуждала с коллегами Пол *****, который очень хороший фонолог. И мы обсуждали то, что в фонологии и в семантике есть и войны, и мирно, а в синтаксисе они - всегда, всегда есть борьба какая-то. И я сказала, что я рада, что у нас более спокойно, и мы все уважаем друг друга. И Пол сказал: а, нет, это жалко; самую хорошую работу я делаю, когда я очень сердита на кого-то, и очень хочу ответить на что-то. Так, это среди научных людей есть тоже разные personality - да, темпераменты.

- Ваш учитель, кажется, изначально любит научные войны? Да, ну, оба моих главных... Да, Хомский, очевидно, любит, и Монтегю - тоже любит, а я сама... Я работала в синтаксисе, я делала спокойную работу, но тогда, когда я поняла, что вот - это синтаксис Хомского, вот - это семантика, вот, они оба считают себя несовместимыми, я не могла жить с этим. Я хотела, потому что они оба такие хорошие, я хотела, чтобы они были совместимы. Это мне дало импульс на первые 10 лет моей работы, просто чтобы стараться найти путь, чтобы соединить Монтегю... И, очевидно, они никак не хотели соединиться. Но Монтегю, к сожалению, умер. А Хомский просто никогда не хотел читать эту работу. Так они шли своими путями. Но многие из нас, мы хотели... Я планировала очень важную вещь, что я когда-то поняла: конечно, я была разочарована, когда я узнала, что Хомский не уважал мои попытки соединить его с Монтегю. Этого он просто не хотел. Но я поняла: не надо стараться убедить своего учителя. Только надо убедить своих студентов.

----------

- Меня зовут Дмитрий. Мне интересно: сколько языков и каких языковых семей вы используете для анализа?

- Вы вообще работаете с конкретными естественными языками для того, чтобы примерять теории, создавать свою теорию?

- Мы, вообще, да, много. Я лично - ну, только английский, русский, голландский, испанский, французский и несколько других. Но я работаю с аспирантами, у которых родные языки самые разные: испанский, иврит, всякие-всякие, разные. И лингвисты, в целом, конечно, считают, что надо работать с многими языками. Тот же самый вопрос бывает в синтаксисе. Хомский вначале считал, что надо работать только на своем родном языке, потому что другими языками вы недостаточно владеете. И есть что-то в этом. Но, в то же время, надо смотреть на много языков, и сейчас все примирились с этим, что ты должен работать хотя бы глубоко на родном языке или языке, который ты очень хорошо знаешь, но надо смотреть всегда на работу на всяких-разных языках. И, вот что интересно, сейчас получается от этого. Эта логика, которая вначале была единственной логикой, которую все лингвисты знали, эта логика была создана философами и логиками, которые все говорили на каких-то индоевропейских языках. У всех этих языков есть, например, такие исчисляемые имена, типа "стул" и "стол". В китайском языке все имена ведут себя как слова "вода", "воздух", или неисчисляемые. И это стало интересным вопросом: как мы должны описывать эти языки? Такие языки - это большинство, и эта логика, где мы говорим: "существует икс", - эта логика не так просто применяется на такие языки, как китайский. И сейчас, когда логики и лингвисты работают вместе, это сейчас очень плодотворно, потому что логики помогают нам найти способ изменить что-то в основе, чтобы лучше получить логику, которая может хорошо описывать и такие языки. И то же самое - про логику времени, что это очень интересно смотреть на системы времени и вида многих языков, чтобы понимать какая нужна логика времени.

----------

- Скажите, пожалуйста: но, вот, в формальной семантике исчезает различие на глубинную и поверхностную структуру, или, все-таки, оно сохраняется?

- Это чуть-чуть сложно ответить, потому что - я не сказала - даже есть разные подходы внутри формальной семантики. Есть разные подходы. Есть те, которые в синтаксисе следуют близко за Хомским, и у них есть что-то вроде глубинной структуры и поверхностной структуры, но есть и другие, которые стараются, насколько можно, работать просто с поверхностной структурой и найти в ней все, что нужно для интерпретации. Но я сама ближе ко второй. Но есть много хороших работ в обеих сторонах. Вот, была интересная конференция, - может быть, 10 лет назад - где два представителя этих двух подходов читали лекции вместе, и были лекции как-то в форме диалога, и потом сделали книгу вместе - много разных статей обоих подходов. Потому, что научный темперамент,.. ну, вот, мне приятен такой подход. Может быть, я - неправильно... Надо просто сравнивать, читать, не переставать читать тех, которые для тебя менее красивы. Но я иногда виновата: мне приятнее читать то, с чем я уже согласна. Но стараюсь, стараюсь "не иметь закрытую голову".

----------

- Как вы считаете, нет ли противоречия между убежденностью Монтегю в логичности естественного языка и известным высказыванием позднего Витгенштейна о логике как нормативной науке?

- У меня нет готового ответа на это, но я думаю, что, может быть, мы найдем здесь два разных смысла логики, потому что логика естественного языка - о том, как смысл построен, и как мы найдем смысл предложения. А нормативная логика - это про рассуждения: когда рассуждения правильные и неправильные. Я понимаю, что там это может быть нормативной: есть правильные рассуждения и есть те, которые неправильные; но это - не про структуры предложения, это про структуры какие-то рассуждения, вывода.

- Ну, я бы интерпретировал это высказывание Витгенштейна как утверждение о том, что язык может так же обходиться, в принципе, без логики, как человек может, в принципе, обходиться без морали.

- Ну, может быть. Я сама иногда сталкиваюсь с выражениями, которые мне трудно объяснить в семантике, как я понимаю семантику, и иногда я думаю, что, может быть, это само предложение не должно существовать. Я не могу придумать пример по-русски, но, например, по-английски: "John and Bill have the same last name, например, Ivanov". Ну, я не знаю, если можно сказать по-русски, но люди говорят по-английски: "Оба эти человека имеют ту же самую фамилию". И для меня это предложение не должно существовать, потому что это нужно знать, что и тот человек имеет ту же самую фамилию, и тот человек имеет ту же самую фамилию, которая не имеет смысла. Но потом, когда **** делал какие-то дальше исследования на выражение типа "оба человека", оказалось, что, может быть, мы можем это, все-таки, понимать как-то - тоже как логичное.

- Мне кажется, что здесь, все-таки состоялась какая-то странная полудискуссия о том, действительно - о двух пониманиях логики: о логике дескриптивной и нормативной, о языке как о закономерном вполне явлении или о языке, которому должно предписывать какую-то определенную логику. Если я правильно понял.

- Но, возможно... Есть грамматика прескриптивная и дескриптивная, и это может быть здесь, но, по-моему, тоже бывает логика языка как структура языка. И логика рассуждения. И там логика рассуждения - я бы хотела быть тоже прескриптивисткой.

- Да. Ну, то есть очень похоже, что речь идет, скорее, об этом.

----------

- Можно? Меня зовут Таня Янко. У меня - вот какой вопрос. В формальной семантике какая перспектива у высказываний, которые не имеют истинностного значения? Вопросы, императивы и все, что, к сожалению, вот, наверное, к такой ревности лингвистов, тоже пришло в лингвистику из философии.

- Это очень хороший вопрос. Этим мы, действительно, занимаемся, и с самого начала формальной семантики. Например, вопросы. Конечно, вопрос не имеет истинностное значение, но отношение между вопросом и истинным ответом - это очень упорядоченное, систематическое отношение. И Картинен(???) предлагал, что мы смотрим на значение вопроса как на множество возможных ответов, и это было очень интересно, потому что это имеет релевантность не только для вопросов как вопросов, где говорящий хочет, чтобы слушатель выбрал правильный член этого множества, но также на вопросы как на подчиненные части других предложений. Например: "Иван знает, кто выиграл", - там это не вопрос как вопрос, но это вопрос: "Кто выиграл?" Это лингвистически, грамматически та же самое вещь, и при анализе Картинена(???) есть тот же самый смысл: это множество возможных ответов. И значение слова "знает" в этом случае - это значит: Иван знает, как выбрать из этого множества то, что истинно. Картинен(???) даже смотрел такие интересные примеры: "Кто будет присутствовать, зависит от того, сколько стоит". И, вот, один вопрос - второй вопрос. И глагол между ними - это "зависит". И это очень интересно. Там, если мы думали просто про вопрос как вопрос, это было бы непонятно. Но как члены этого множества зависят от членов этого множества - это меняет смысл.

- Но ведь проблема истинности может быть приписана и вопросам, и восклицаниям - там, где речь идет о присутствующих там презумпциях? Ну, например, вопросы рода: "Перестали ли вы пить коньяк по утрам?"

- Да. И у вопросов, и у императивов - у всех есть такие презумпции. У всех таких выражений могут быть презумпции, и когда презумпции сами неверны, тогда это прагматика. Я ничего не сказала про прагматику. Каждый, который занимается семантикой, должен знать что-нибудь про прагматику, потому что **** показал: без прагматики, без правильного понимания, проводить презумпции, такие импликатуры, - вы будете стараться делать вещи в семантике, которые не должны быть в семантике, потому что прагматика - тоже мощная вещь.

----------

- Елена Падычева. Вопрос такой. Был вопрос о том, какие семантики есть, кроме формальной. И упоминались, по ходу дела, порождающая семантика, и интерпретирующая семантика, и еще, кажется, лексическая семантика. Ну, вот, кажется, насколько мне известно, порождающая семантика, по-моему, прекратила свое существование, ей больше никто не занимается. А, вот, что касается интерпретирующей семантики, то мне кажется, что, вот, то, что существует у нас тут (ну, например, в пределах, скажем, московской школы, вот, известной вообще, чем, ну, я лично занимаюсь и, вот, чем занимаются известные мне люди) - мне кажется, что это подводимо под понятие интерпретирующей семантики. Правильно ли я понимаю дело?

- Возможно. Ну, это не очень четкий термин, конечно, но, может быть, да. Если говорить, что все, которые делают толкования, и есть такие идеи, как компоненты значения, которые представляют себе в виде representations, - да. Тогда, может быть, можно просто сказать: это не точно конкретно, но это как-то формальное и неформальное. Когда мы читали статьи друг друга, например, про такие конструкции, где всегда работает как квантор... Есть у вас такие работы, есть у меня такие работы, мы читали работы друг друга. И, хотя язык наш - ну, метаязык - разный, мы видели, что это очень похоже, то, что мы делаем. Может быть, можно сказать просто, что это просто неформальное, и то, что я стараюсь делать, - это чуть-чуть более формальное. Это другая важная вещь, которую я не могла обсудить, но семантика у логиков: и у Монтегю, и формальная семантика - это не отношения между языком и другим языком (языком представлений), это отношения между языком и реальными, или возможными, реалиями. Возможны в мире и такие вещи. Это другое, в каком-то смысле, совсем другое. А, в другом смысле, надо, конечно описывать эти реалии, описывать эти возможные миры, и так далее. И когда мы это описываем, это описание не так далеко друг от друга.

- А вы бы как определили соотношения этих направлений? Как действительно разные принципиально, с разными языками, или как разные части, там, может быть, более формализующей, более описательной у одного направления? Как вы из своей перспективы это видите?

- Ну, если честно сказать, то мне кажется, что просто есть разные способы семантического представления. Вот, формальная семантика выбирает некоторый свой способ семантического представления, вот, смысла предложения. Мне так кажется. Но, может быть, я неправа.

----------

- Можно еще пару вопросов? По социологии науки больше. Хомский был каким научным руководителем: диктаторского типа или демократического толка? И еще: имеет ли русский язык какие-то уникальные особенности при рассмотрениях с помощью формальной семантики?

- Давайте, сначала первый. Как Хомский как руководитель? Это я рада обсудить, потому что публично он иногда очень строгий против тех, с которыми он не согласен, и я видела как-то двух... Со студентами он такой хороший, милый. Например, когда есть большая аудитория, когда мы на первом году аспирантуры, и много всех всегда приходило, чтобы слышать Хомского. И у одного из нас был какой-то глупый вопрос. Но для Хомского от студентов никакой вопрос никогда не был глупым. Он из любого вопроса делал что-то интересное, и ответы - он совсем терпеливо, если надо, как-то с начала, никогда не ругал нас, студентов. И когда он видел: мы только начинающие, и там очень много людей приехало, чтобы слышать его, - он понял, что для нас немножко трудно задать наши глупые вопросы. Он нас приглашал к себе каждую среду в кабинеты, 2 часа - с 10 до полудня, просто чтобы мы могли ему задать наши вопросы, без аудитории, без этой толпы.

- С чаем? Вы что-то пили, ели?

- Чай - нет. Это была Америка.

- А второй Хомский? Когда вы уже стали печатать научные работы.

- Ну, печатать - он старается делать как-то равномерно... Но, когда я иногда видела на сцене, где кто-то, с которым он очень не согласен (это может быть или лингвистически, или политически), - тогда у него есть свой меч, и он такой - без пощады. Это другой Хомский. Тогда не может быть хороший вопрос. Тогда все вопросы он делает - как будто они глупые вопросы.

- А второй вопрос Натальи был о том, можно ли говорить о какой-нибудь специфике русского языка, с точки зрения формальной семантики. И вообще, можно ли говорить о специфике какого-нибудь языка, с точки зрения формальной семантики.

- Ну, про русский... Один из моих любимых предметов, или областей, - это генитив отрицания, которого на английском нету такого. И мы вместе с Владимиром Борисовичем, и с Леной Падучевой, и с Яковом Георгиевичем...

- Пример переведите, пожалуйста. Мне подсказывают коллеги: "Кефира не было". Да? Вот, это правильный пример?

- Да. Это пример. Но это сложный пример. Это была часть какого-то несогласия с *****. Это альтернация: генитив и номинатив, или генитив и аккузатив. Мы стараемся найти, когда есть семантическая разница. И это сложно, потому что иногда кажется: нету. Но часто - есть. Когда есть семантическая разница, - в чем это состоит. И было очень много работ на эту тему. И мы старались найти, как это описывать формальным способом, и, думаю, что, может быть, это разные типы - ну, что-то вроде, как Лена Викторовна сказала бы, неснятой утвердительности. Когда ответа не пришло. Там нету утверждения, что есть ответы. Когда ответ еще не пришел. Там есть что-то вроде пресуппозиции, что ответ существует и, просто, еще не пришел. Там снимается всякое утверждение, что существует ответ. И это мы стараемся понимать.

Между тем, я бы сказала, что очень много формальных семантиков, которые знают славянские языки, занимаются видом. Семантика несовершенного и совершенного вида. Но это - для всех лингвистов, но и для формальных лингвистов, потому что там это очень интересно - стараться найти на каком-то формальном уровне, как описывать эту разницу.

----------

- Языки каких-нибудь первобытных племен, вот, найденных, языки людей, которые живут где-нибудь, вот, в джунглях, они отличаются в плане формальной семантики от языков современных цивилизаций?

- Иногда они сложнее. Есть такая популярная идея, что они всегда проще. Не так. Совсем не так. Одна коллега работала в Британской Колумбии с индейцами, которые там живут, и она занималась их кванторами, и показала, что структура там - не так, как многие из нас предлагали для английского, и она потом предлагала, что, может быть, мы неправильно описываем английский, и что надо смотреть на английский с точки зрения этих индейцев, где кванторы очень интересно построены.

- А вам сейчас в развитии формальной семантики помогает как-то современная философия, или она ушла совсем далеко от этой проблематики?

- Было время, когда лингвисты и философы немножко разошлись, потому что философы начинали больше заниматься философией мышления, и лингвисты - про отношения семантики и синтаксиса, которые не всегда так интересны для философов. А сейчас и те, и другие очень много занимаются проблемой, связанной с контекстом. Я сказала, что значение целого получается от значения частей. Это наша композициональность. И никто не спросил: но что про контекст? Потому что значения частей, часто кажется, изменяются от контекста до контекста, и части даже влияют друг на друга. И часто мы видим какие-то скрытые перемены. Если я говорю: "Идет дождь", есть вопрос: это истинное или нет? Но если я не говорю, где и когда, но я в настоящем времени... Если я говорю: "Шел дождь", - да, тогда надо знать и про "где", и про "когда". И есть разные подходы, как это все описывать - эти скрытые параметры, или скрытые переменные. Эти скрытые переменные - где-то в синтаксической структуре, или просто какие-то скрытые параметры где-то вокруг, сам язык?.. И философы, и лингвисты сейчас это очень бурно обсуждают. И не только это, но это один пример. А, про пример: я должна сказать, что я всегда напоминаю вам кванторы. Это не значит, что все формальные семантики всегда только занимаются кванторами. Я начинала, даже когда я занималась синтаксисом: моя первая работа, первый курс синтаксиса, была про синтаксис кванторов, и это просто всегда для меня была одна из любимых вещей.

----------

- Как формальная семантика относится к символу, который очень любят изучать философы? Символу, у которого есть образ, смысл и так далее. Спасибо.

- Ну, речь идет о том, что для философов это, якобы, значимое понятие (ну, для некоторых, во всяком случае). Значимо ли оно для формальных семантиков?

- Я не знаю. Я думаю, что это где-то в другой области обсуждают. Я не знакома с обсуждением этого в формальной семантике. Когда я обсуждала, что значит "семантика", я намеренно пропустила четвертое значение, которое я нашла в этом словаре. Это было что-то в семиотике. Мне надо сказать, что я просто очень мало знаю про современную семиотику, если вообще современная семиотика еще существует. Я знаю работы первой половины 20 века, но что сейчас - я, просто, извините, я просто не знаю.

----------

- Можно еще один вопрос? А для вашей... для того, чтобы заниматься формальной семантикой, лучше иметь математическое образование, логическое или лингвистическое, филологическое?

- Про всю лингвистику я всегда говорю, что это очень хорошо, что есть люди в лингвистике: есть те, которые начинали с математики, есть те, которые начинали с филологии, есть те, которые начинали с психологии. Но это очень хорошо, что все эти люди работают вместе, потому что все эти направления очень важны. Я сама начинала с математики, но всегда любила и языки. Я не знала, как соединить это. Когда я слышала, что, вот, это новый молодой Хомский что-то делает с математикой и языками - я не знала, что, но я думала: "Это будет забавно". И, действительно, было. И, начиная с моего второго года, Хомский меня просил читать лекции - математику для лингвистов. Я писала одну книгу, и сейчас мы с двумя соавторами - у нас есть большая книга: математика про лингвистов, потому что я поняла, что те, у которых не было математики, значит, - они иногда стеснялись. И, хуже всего, иногда была возможность убедить таких людей с плохими аргументами, просто добавив что-то, что выглядит как математика, и они сразу говорят: о, о, это что-то высокое. Надо знать немножко, просто чтобы защитить себя против тех, которые стараются что-то делать под столом.