Здравствуйте! В рамках проекта "Academia" телеканала "Культура" 1 ноября 2011 года была прочитана первая лекция на тему "Средневековый демонологический бестиарий". Лектор - Александр Евгеньевич Махов - специалист по трактовке средневековых изображений реальных и фантастических животных. В лекции рассказывается о том, что животные, в представлениях средневековых европейцев, имеют как буквальное, так и семиотическое описание, причем второе многозначно, и именно это делает сложным понимание огромного количества сохранившихся средневековых изображений животных. А если объяснить совсем просто, то эта лекция - первая из двух, рассказывающих о символах Христа и символах Дьявола.
Продолжение смотрите здесь: Средневековый демонологический бестиарий (2-я лекция). Ранее уже публиковались расшифровки лекций, посвященных сложности трактовки древних рукописных источников. Среди них - следующие: "Русский негероический эпос. Былины", "Загадки "Слова о полку Игореве"": 1-я лекция и 2-я лекция, "Историческая реконструкция - между текстом и реальностью". А теоретическую лекцию о семиотике, о многозначности знака, читайте здесь: "Основные проблемы теоретической семиотики". О мифологических героях также смотрите в лекциях "Сравнительная мифология": 1-я лекция и 2-я лекция. О сказках: "Очевидное-невероятное. Взрослые тайны детских сказок".
Источник видеолекции: http://www.tvkultura.ru/issue.html?id=114556
Махов Александр Евгеньевич - доктор филологических наук, специализируется в области средневековой культуры, демонологии, истории европейской поэтики. Автор книг: "Сад демонов. Словарь инфернальной мифологии Средневековья и Возрождения", "Идеи словесной музыки в европейской поэтике", "Категории и образы средневековой христианской демонологии", "Средневековый образ: между теологией и риторикой. Опыт толкования европейской визуальной демонологии" - и более 100 статей и монографий.
Добрый вечер. Добрый вечер, дорогие друзья, уважаемые коллеги, все, кому интересна и близка идея бестиария. А идея бестиария, если говорить совсем кратко и просто, - это идея Зверя как культурного, а не только природного феномена. И сегодня мы будем говорить с вами о средневековой культуре, о загадочной, не побоюсь этого слова, стороне этой культуры. И не будет преувеличением сказать, что значительная часть загадок средневековой культуры сосредоточена именно в области изображений. Конечно, и в текстах много непонятного и странного, но, вот, средневековые изображения таят, как бы, основной корпус загадок этой культуры. Сразу скажу, что нам непривычно встречать загадки в области изображений. Да? Загадка для нас - это текст, как правило, да? Потому что культура наша вообще, в принципе, логоцентрична. Изображения для нас - это некое пояснение, некая иллюстрация к тексту. Предполагается, что изображение имеет какое-то объяснение. Но с культурой Средневековья дело обстоит совсем не так. Совсем не так. Эта культура создала огромное количество изображений, которые не имеют подписей, не имеют никакого объяснения. Они живут, как бы, совершенно самостоятельно. Как, вот, замкнутая в себе загадка без ключа.
И меня, наверное, поймет любой человек, который удивлялся когда-либо причудливому многообразию декора романских соборов, то есть соборов, созданных в 10-м-11-м-12-м веках. Вот, бросим взгляд на то, что изображено на порталах этих соборов, на капителях этих соборов. Вот, почему на портале собора в городе Озимо (в Италии) изображена вот эта кошка, эта кошачья голова, изо рта которой растет какое-то растение, а по растению поднимается человек? Почему у входа в храм Сан-Микеле в Павии (это Северная Италия), почему нас встречает вот этот странный зверь - вроде бы, лев, а, может, и не лев, - который удушает человека, а также какое-то подобие дракона или ящерицы? Почему по колоннам, которые обрамляют вход в храм Святого Руфина в Ассизи (это родина великого Святого Франциска Ассизского), почему по колоннам ползают какие-то ящерицы? Почему эти ящерицы имеют человеческое лицо, которое обращено к входящим или, быть может, обращено к свету, который падает на стены храма? Кажется, что у нас нет ответа на эти и подобные вопросы. Что произошло? Мы утратили ключ к этим изображениям? А, может быть, этого ключа никогда и не существовало? Может быть, перед нами - какая-то причудливая игра воображения средневекового художника - игра, которая вобще лишена какого-либо смысла? И, казалось бы, что в пользу вот такого, второго, ответа свидетельствуют и слова современника - великого Святого Бернара Клервоского, который выступил против всех этих причудливых, вот, изображений, украшающих храм. Но это его осуждающее слово для нас бесценно; это вообще одно из немногих средневековых описаний изобразительного декора монастырей и храмов; сами художники, которые создавали этот декор, безмолвствуют - их свидетельств не дошло до нас.
Итак, Бернар Клервоский осуждает - вернее, вопрошает - со следующими словами. Вот эти слова Бернара: "В монастырях, перед глазами читающих братьев, что делает вся эта смешная чудовищность, эта странная безобразная красота, или прекрасное безобразие? Что делают здесь эти нечистые обезьяны, эти дикие львы, эти уродливые кентавры, эти полулюди-полузвери, эти пятнистые тигры, эти сражающиеся воины, эти охотники, что трубят в свои роги? Увидишь при одной голове множество тел и, наоборот, при одном теле - множество голов. Здесь у четвероногого зрится змеиный хвост. Там у рыбы - голова четвероногого. Вот зверь: спереди - конь, а сзади - полукоза. А вот рогатое животное сзади превращается в коня. Так велико и чудно повсюду разнообразие различных форм, что приятнее читать статуи, чем книги, весь день дивясь на них, вместо того, чтоб размышлять над законом Божиим." Итак, Бернар вопрошает: зачем все это? Что делают в храме эти изображения: эти львы, тигры, полулюди? Что делает в храме весь этот бестиарий? Однако, его отношение к этим изображениям, на самом деле, не так уж просто; сквозь осуждение читается изумление богатством этих форм; и отюда, вот, из этой смеси осуждения и изумления, рождается его знаменитый двойной оксюморон, знаменитая формула: вот, вся эта странная живность - это какая-то чудная безобразная красота или прекрасное безобразие. Да? "Mira quaedam deformis formositas ac formosa deformitas". И не так уж эти изображения бессмысленны; об этом свидетельствует одно, как бы, вскользь брошенное слово Бернара, но слово очень важное - это слово "читать". Братья-монахи, вместо того, чтоб читать "Библию", "читают, - как буквально говорит Бернар, - мраморы". Иначе говоря, они читают статуи, как читают тексты, а это значит, что эти изображения - не декорации и не пустое украшение: они имеют смысл, если их можно читать.
И, надо сказать, что вся средневековая культура построена на аналогии между текстом и изображением. И то, и другое можно читать, или, как гласит знаменитая формула папы Григория Великого, "pictura quasi scriptura" ("изображение как письмо, как текст"). Но, давайте, последуем дальше. Да? Это простая аналогия, казалось бы: чтение изображения; вроде бы, все ясно. Но, вот, возникает главный вопрос: на каком же языке написаны эти изображдения? Это ключевой для нас вопрос. И, чтобы ответить на него, мы, как ни странно, должны обратиться к самым основам средневековой семиотики. Эта семиотика в принципе отличается от той семиотики, которая нам привычна. Для нас главная семиотическая система, как ни крути, как ни изучай другие системы, - это язык. Это система языка, которая состоит, грубо говоря, из слов. А слова означают вещи - в таком, широком, смысле. Да? Итак, наша главная семиотическая система - это язык слов. Не так обстояло дело для средневековых мыслителей, средневековых богословов. Они не испытывали безграничного доверия к языку, к языку слов. Ведь язык слов придумал человек. Как сказано в "Бытии", в "Книге Бытия", Адам дал имена всякой душе живой. Отсюда можно вывести и то, что все слова, в принципе, все слова языка придуманы человеком.
Итак, бог не говорит на языке слов. А на каком же языке он говорит? Вот вопрос, который занимал очень сильно умы, начиная, по крайней мере, с Августина Блаженного. И ответ был найден: бог говорит на языке вещей. В этом, втором, языке - языке бога - в роли слов выступают вещи, все смыслы выражены вещами, а в числе этих вещей - конечно же, и животные. "Библия" написана на языке вещей. Она говорит тоже вещами - в том числе, и образами животных. Язык вещей - это и есть для средневекового человека главная семиотическая система. Это, так сказать, семиотика бога. И основу этой системы разработал Августин Блаженный, один из главных отцов церкви, - да? - который в трактате "О граде Божьем" выдвинул идею "красноречия вещей" - вот, по аналогии с красноречием слов, противопоставив это красноречие бога человеческому красноречию. "Мир, - пишет Августин (вот, весь Космос), - устроен как прекрасная речь, и в этой речи самая главная фигура..." Ну, а те, кто изучал филологию, знают, что есть такая наука - риторика, - да? - которая учит нас употреблять фигуры и тропы - такие украшения речи. Вот, какая самая главная и прекрасная фигура, с точки зрения Августина Блаженного? Это антитеза, прекраснейшая из фигур. А как создается антитеза в языке бога? Она создается из противоположностей - добра и зла, праведных и грешных, Бога и Дьявола. Вот, эта антитеза - она, как бы, и лежит в основе устройства мира.
Вот, эту идею разрабатывали позже, уже спустя 700, наверное, где-то, лет, философы и теологи Высокого Средневековья. Они видят в мире систему значений. Все в мире значимо; каждая вещь значима; и, как говорит великий философ 12-го века Гуго Сен-Викторский: "Вся природа именует бога, вся природа учит человека, вся природа порождает смысл, и нет в мире ничего бесплодного". Или, как пишет другой замечательный поэт того же 12-го века Алан из Лилля, или Алан Лилльский: "Весь мир, подобно книге, служит нам и картиной, и зеркалом". Мир - это и книга, и картина, и зеркало, в которое мы смотрим.
Так вот, тексты Высокого Средневековья пытаются расшифровать этот язык бога, язык природы. И разрабатывается целая система значения вещей, и не только в теологических текстах, но и в более практических текстах, прикладных текстах; в частности, в трактатах о животных - в так называемых бестиариях (от латинского слова "bestia", которое означает "дикий зверь" - ну, и, вообще, всякое животное). Эти бестиарии появляются в огромном количестве. Расцвет этой культуры бестиарной - это где-то 12-й-13-й века.
С точки зрения средневековых мыслителей, вещь гораздо более многозначна, чем слово; значение вещей гораздо разнообразнее, чем значение слов, - пишет тот же, вот, Гуго Сен-Викторский. Почему так происходит? Почему вещь многозначнее слова? Тут мы вообще подошли к очень интересному явлению. Это явление состоит в том, что Средневековье открывает многозначность как семиотический принцип. Вот, античность рассматривает многозначность как некий порок: человек дожен говорить ясно и прямо - да? Даже Гораций порицает поэта, который выражается двусмысленно. Вот, Средневековье возводит многозначность в некий фундаментальный семиотический принцип: все в мире многозначно. И здесь пролегает граница, которая отделяет Средневековье от Античности. Так вот, средневековая семиотика создала особый тип знака, знака многосмысленного, обладающего целым набором значений.
И это создает увлекательные трудности, когда мы пытаемся истолковать, вот, собственно, значение животных. Мы сталкиваемся с тем, что всякое животное может означать противоположное начало. Вот, скажем, лев. Лев в равной степени может быть символом Иисуса Христа, но он же может быть и символом Дьявола, разумеется. Как своим мужеством, своей смелостью он означает Иисуса, а своим свирепством, своей агрессией он означает Дьявола. Даже змей, который, казалось бы, ну, совсем плохой зверь, - да? - совсем негативный зверь: он и Еву совратил, - да? - и, вообще, самое такое главное воплощение Дьявола, - в отдельных случаях он все-таки означает Иисуса Христа, как ни странно.
Итак, как вам уже понятно, вот, я могу уже завершать теоретическое вступление: шифр к средневековым изображениям нам надо искать в учении, вот, об этом втором языке - о языке бога. А поскольку мы говорим о животных, то нам нужно обратиться к бестиариям, в которых и изложена, собственно говоря, вот, эта система значений животных. Как устроен сам бестиарий? Почти каждая статья бестиария состоит из двух частей: в первой излагаются какие-то биологические основы. Ну, обычно они совершенно фантастические, конечно, с нашей точки зрения. Это повадки зверя, его внешний вид, и так далее. А вот вторая часть бестиария - это семиотическая часть; она, как правило, вводится такой фразой, вот: "Означает этот зверь", - и дальше идет уже объяснение его смысла. Ну, разумеется, эти две части - они очень тесно переплетены между собой. Ну, например, что бестиарий сообщает о льве, вот, как о биологической единице? Три знаменитые повадки льва, которые есть в любом бестиарии. Первое: лев спит с открытыми глазами всегда. Второе: когда лев идет, он хвостом заметает за собой следы, чтобы охотники его не нашли и не поймали. И, наконец, третье, самое странное, наверное: детеныши льва рождаются мертвыми; на третий день к ним приходит отец (ну, отец - лев, естественно, - да? - отец-лев), дует им в лицо, и они пробуждаются к жизни и оживают. Вот, это этология льва, так сказать, - поведение льва. А что же семиотика? Вот, здесь возникают большие сложности, и возникает некая, вот, как раз, эта самая многозначность - она здесь и возникает, потому что одна и та же черта, одна и та же особенность льва может толковаться, как говорили средневековые авторы, "и к добру, и ко злу". Ну, скажем, его способность спать с открытыми глазами может означать Христа, Иисуса Христа. Почему? Потому, что, когда Христос был распят, плоть его уснула, а дух его все равно жил. Да? То есть Христос, как бы, вот, все равно с открытыми духовными глазами был, даже когда он умер. А может та же особенность толковаться и ко злу, - да? - потому что Дьявол никогда не дремлет: его глаза всегда открыты, чтобы найти наши грехи - да? - и поймать нас на том или ином грехе.
Итак, мы с вами, вот, сейчас попытаемся читать средневековые изображения, как, возможно, читали их средневековые люди, попытаемся их понимать в каких-то отдельных деталях, исходя из семиотики животных, семиотики бестиария. Но мы сегодня с вами сосредоточимся на негативной стороне животных, - да? - на их демонической семиотике. И здесь я должен сразу сказать, что внешний вид зверя значения не имеет, как правило, для этой семиотики. И мы очень сильно ошибемся, если что-то внешне неприятное сразу будем истолковывать как нечто демоническое. Ну, вот, вернусь к ящерице, вот, которая ползает иногда по фасадам, иногда - по апсиде соборов. Вот, казалось бы, неприятный зверь - ящерица, - да? - нехороший. Но ничего подобного! Если мы почитаем бестиарий, то мы там найдем следующую особенность ящерицы: "Когда ящерица стареет, она начинает слепнуть, и, вот, чтобы вернуть себе зрение, она залезает на восточную... на стену, которая выходит на Восток, и пристально смотрит на восходящее Солнце. И, вот, свет Солнца возвращает ящерице зрение, лечит ее от слепоты." Ну, повторять этот опыт, конечно, не надо, - да? - это средневековые представления. Так вот, в таком своем качестве ящерица символизирует, конечно, христианина, праведного христианина, который, когда в нем слабеет, как бы, праведность, вот, духовный свет в нем слабеет - он должен обратиться к Востоку, обратиться к истинному Солнцу - Иисусу Христу, устремить свой духовный взор на Христа, и, вот, это Солнце, которое видит христианин, вернет ему внутреннее духовное зрение, вернет ему праведность. Поэтому ящерица, которая ползает иногда по стенам собора, - каменная ящерица, да? - она может неприглядно выглядеть, но, чаще всего, мы должны истолковать ее именно как фигуру такого праведного христианина, который свой духовный взор устремил на истинное Солнце - на Иисуса Христа.
Почему, вообще, вот такая тема возникает? Почему возникает тема демонического бестиария? Иначе говоря, почему Дьявол изображается в виде зверя или со звериными чертами? Ну, в целом, конечно, животное-облик Дьявола - это символ его умаленности, символ того, что этот ангел, некогда прекрасный, пал, и он стал ниже человека, - да? - потому что он утратил всякую надежду на спасение, - да? - всякую связь с небом. И, чтобы подчеркнуть, что он ниже человека, его изображают с животными чертами. А иногда ему придают даже и растительные черты; вот, скажем, рога его иногда превращаются в ветки деревьев, то есть он еще ниже животного - он вообще какой-то..., он растение, он дерево, он овощ, и так далее, и так далее. Ну, нам с вами очень важно понять одну вещь, что дьявол - это не какое-то одно животное, а это целый конгломерат животных, каждое из которых выступает как слово в неком высказывании о Дьяволе, - да? - как слово, которое выражает ту или иную черту Дьявола: лев выражает его агрессию, змей выражает его хитрость, медведь выражает его глупость, и так далее. Вот, эту особенность, вот, этот композитный характер, такой, гетерогенный характер Дьявола, который состоит сразу из многих зверей, очень хорошо передал французский автор 12 века Гелинанд из Фруамона, который пишет: "Дьявол вооружен всеми стрелами злобы. Он угрожает клыком, как вепрь, языком, как змея, рогом, как телец, лбом, как баран, копытом, как конь, хвостом, как скорпион, видом своим лишает голоса, как волк, а жизни - как василиск".
Итак, Дьявол - это много животных сразу. И это очень хорошо передает изображение, где он наделен целым рядом иногда противоречивых животных черт. Ну, вот, на этой миниатюре из французского манускрипта с трактатом Августина "О граде Божием" мы видим, что дьяволы имеют птичьи лапы, - очень типичная черта - они имеют тельцовые рога, они имеют кабаньи клыки - не меньше трех животных мы тут насчитываем, да? А вот на этой фреске из Флорентийского храма Санта- Кроче изображен дьявол, который воплощает один из смертных грехов - скупость. Вот он гордо несет знамя, на котором написано: "Скупость". И мы видим - к сожалению, фреска повреждена немного - мы видим, что у него совершенно волчья морда; но при этом копыта у него - как у какого-то жвачного; не решусь их определить биологически, но это явно копыта - копыта не волчьи, а взятые у кого-то из травоядных. А вот этот дьявол, хватающий грешницу, наделен крыльями бабочки (это фламандский неизвестный художник 15 века); вот, мы видим у него крылья бабочки; вроде бы, человеческое лицо; клык, как у вепря; рога - вроде бы, как у козла, на них висят колокольчики, но мы об этих рогах.., эти рога очень странные, мы о них еще чуть ниже поговорим. Так вот, что же означают в демонической семиотике эти животные черты? Мы совершим с вами сейчас такую, вот, небольшую прогулку по демоническому бестиарию и посмотрим, какие, собственно, черты, взял на вооружение средневековый Дьявол.
Начнем мы, наверное, с нашего самого старого знакомого - со змея, с которого начинается и которым кончается вся история - земная история - человечества - да? Он в начале нас совратил посредством Евы, - да? - а потом, в конце, как это описано в "Апокалипсисе", ангелы этого древнего Змия связывают, бросают его в некое подземелье - да? И этим, в общем и целом, земная история человечества кончается. Чаще всего змей, конечно, появляется в сценах искушения Евы, причем он нередко имеет, что характерно, женское человеческое лицо. Вот, посмотрим на эту странную картину. Это очень редкий иконографический тип; его, в данном случае, воплотил болонский художник Микеле Ди **телло **бертини (???). Тип этот называется "Сон Богоматери", "Сон Святой Девы". Мы видим, что Богоматерь спит; за ее постелью растет.., ну, это, конечно, Древо познания Добра и Ззла - то самое, на котором роковые яблочки растут; на этом Древе, а не на кресте, висит Иисус; и на то же Древо... обвивает Змей, который, собственно, яблоко Еве и предлагает. Средневековье очень стремилось соединить разные временные планы в одном изображении - да? И здесь соединяется и ветхозаветный сюжет искушения, - да? - и новозаветный сюжет спасения - да? - через смерть Христа. Образ, который соединяет эти временные планы - вот, это древо, которое, в то же время, и крест - в данном случае оно заменяет крест. Да? Богоматерь видит во сне одновременно и искушение человеческого рода, и искупление человеческого рода. Но, что любопытно... Лица: лицо Змея и лицо Евы - это почти одно лицо. Они смотрят друг в друга, как двойники, как сестры; прическа только немного разная. Откуда взялась сама идея придавать Еве, придавать вот этому Змею девичье лицо? Иконография здесь отражает представления, которые впервые сформулировал французский богослов 12 века Петр К**естр (???). Он написал об этом так: "Люцифер, чтобы совратить Еву, выбрал некий род змей, которые имеют лицо девы, ибо сходное приветствуется сходным". То есть, на самом деле, с точки зрения средневекового человека, это не какая-то аллегория, а это реальная разновидность змей, которая, действительно, имеет женское лицо. Дальше мы узнаем, что эта змея имеет название - ф**(*)*а (???), и что она упоминается, на самом деле, кстати, у Данте, у Данте в "Божественной комедии", эта ф**(*)*а.
В момент падения Евы Змей встал. Змей встал, в знак своего торжества. И об этом тоже пишет Петр К**естр. Мы видим это на многих изображениях. Вот, картина художника из Пармы - Джулиана Д* Симона Д*лукки (???). Мы видим, что Ева распростерта, а Змей с женским лицом стоит над ней. Естественно, это вертикальное положение Змея - знак его победы, знак того, что он одержал над Евой победу, и, вот, человек распростерся, а змея стоит, змея стоит, стоит на кончике хвоста. Петр К**естр говорит, что, после того, как бог проклял змею, - да? - он сказал, что на чреве своем будешь ты пресмыкаться, - да? - в "Книге Бытия", за то, что он человека совратил. Змея опять стала пресмыкаться, опять стала ползать, но, вот, эта самая ф**(*)*а сохранила, якобы, дар прямохождения. Вот, до сих пор, якобы, по средневековым представлениям, есть один вид змеи, который передвигается, вот, так, на кончике своего хвоста.
Ну, вот, посмотрим на эту картину - это типичное очень изображение на популярный в 15 веке сюжет: Мадонна, приходящая на помощь. Здесь показано, как некий ребенок, которого преследует Дьявол, прибегает к Мадонне. И, вот, он хватается за ее одежду, - да? - мы видим, чтобы найти у нее спасения; а Мадонна берет дубинку такую, серьезную, обычно, и она этой дубинкой замахивается на весьма разгневанного демона, который, конечно, недоволен тем, что ребека у него отбирают. Вообще, этот сюжет восходит к представлению о том, что ребенок - это совсем не невинное существо, а что он, пока над ним не совершен обряд крещения, является полностью слугой Дьявола, поскольку крещение - это обряд изгнания демонов. пока ребенок не крещен, демон в нем живет. И, вот, судя по всему, вот, в Италии 15 века была такая практика: откладывать обряд крещения. Вот, против этой практики, как раз, и направлено, вот, такого рода изображение, которых очень много - мы еще к ним обратимся. Этим изображением показывают матерям нерадивым, которые не хотят крестить детей вовремя, что крестить надо раньше, потому что ребенок может в любой момент оказаться во власти Дьявола.
Ну, что тут любопытно, да: одежды никакой нет на этом демоне, но у него кокетливо повязана змийка, как видим - да? Это его, собственно, единственный атрибут одежды - вот, эта змийка, повязанная на руке. Еще одно изображение: на тот же сюжет, тоже итальянского художника 15 века - Франческо Мил**цио (???). Опять же, мы видим, что демон очень недоволен тем, что у него отбирает Мадонна ребенка; Мадонна собирается его дубиной хорошенько побить; и демон так же кокетливо одет - да? Он практически, строго говоря, в общем-то, он даже и обнажен, а единственный атрибут его одежды - это кокетливо повязанный змей, который выполняет функцию пояса у него - да? Вот, этот змей - у него на поясе. То есть, иначе говоря, змей в изображениях часто используется просто как такой визуальный атрибут демона - да? В качестве... Иногда, кстати, он бывает повязан на голову, как такая шапочка, или какой-то капюшончик, но, вот, чаще всего он либо на руке повязан, либо - на поясе.
Но самое любопытное в употреблении змея в качестве, вот, какого-то такого атрибута одежды - вернее, атрибута тела - мы видим на очень многих изображениях, где змеи выползают из ушей у демона. Вот, Верховный Дьявол со знаменитых мозаик во Флорентийском баптистерии - мозаик 13 века; мы видим, что из ушей у него выползают две змеи, которые тоже занимаются пожиранием, пожиранием грешников. Но почему змеи? Почему из ушей? Вот, мне представляется, что есть в бестиарии одно указание на то, что может значить эта странная особенность; среди повадок змей есть одна такая очень любопытная, на самом деле - да? На змей, как известно, охотятся заклинатели змей, которые привлекают змею неким прекрасным пением, или игрой на дудочке на какой-то. И, вот, уже физиолог(и???) греческий, а за ним - уже средневековые бестиарии, рассказывают нам о том, как, собственно говоря, охотник.., вернее, как змея спасается от охотника. Она делает так, что она эту песенку приятную не слышит. А как она это делает? Вот, бестиарий описывает это так: змея ложится одним ухом на землю, а другое ухо она затыкает своим собственным хвостом. В результате, она не слышит эту песню, и это ее спасает от заклинателя змей. Поверие это очень древнее: его упоминает уже Августин, который сравнивает змей с грешниками, ведь грешники тоже закрывают себе уши, чтобы не слышать заклинателя - Иисуса Христа, они глухи к божественному слову. Так что мы видим на этом изображении - да? Может быть, вот этот Дьявол - это древний змей; заткнул себе змеями уши; может быть, это знак его глухоты к божественному слову? Вполне возможно; это очень трудно доказать и очень трудно опровергнуть, потому что никаких текстовых пояснений нет к этому изображению; мы можем лишь гадать, почему, собственно, змеи торчат из ушей: выпустил ли он их или заткнул себе уши этими змеями. Тем не менее, так или иначе, мы можем трактовать вот эту деталь как некий визуальный образ глухоты Дьявола к божественному слову, тем более, что, как мы видим из общей композиции вот этой замечательной мозаики, Христос расположен прямо над этим демоном: это слово божье звучит над ним, но он не слышит его, потому что уши его заткнуты вот этими хвостами змей.
От змеи нам естественно перейти к дракону - ну, хотя бы, уже потому, что они еще рассматриваются как звери одного вида. Дракон, собственно говоря, - разновидность змей. Отличает его от змеи то, что он хохлатый, - у него есть некий "хохолок", как пишут средневековые энциклопедисты, - и он крылат. Дракон может летать. Дракон рассматривается в средневековой культуре, разумеется, как совершенно реальный, как реальный зверь, хотя никто, конечно, из энциклопедистов великих средневековых: ни Исидор Севильский, ни Храбан Мавр, - я думаю, дракона и не видел. Семиотически змеи и драконы, разумеется, обозначают дьявола. Но между ними есть одно тонкое различие. Змей - самый хитрый из всех зверей полевых, как говорит "Книга Бытия", - искушает; а дракон подстерегает. Вот, подстерегает он в буквальном смысле. Вот, как, на самом деле, кормится дракон в такой фантастической биологии, вот, этих средневековых бестиариев? Храбан Мавр, великий энциклопедист 9 века, сообщает, что дракон укрывается близ троп, по которым обычно ходят слоны, подстерегает их, а потом оплетается узлами вокруг их голеней, и так он этих слонов сдавливает и умерщвляет. Это вот реальная повадка дракона - да? Он охотится на слонов. Он выпускает хвост и хвостом оплетается вокруг их ног - да? И так их умерщвляет. Но эта повадка переосмысляется семиотически: так и дьявол охотится на грешников - да? И так же узами грехов, узлами грехов их тело и душу оплетает, сдавливает и губит эту душу. Но главное состоит в том, главная идея - в том, что дракон подстерегает нас, в отличие от змей, которые искушают - да? Он подстерегает нас на том пути, который ведет нас к небу. Вот, что самое главное.
И, вот, этот мотив - мотив дракона, который сторожит нас, не дает подняться к небу - он воплощен в одном из главных текстов раннего христианства - в "Страстях Святых мучениц Перпетуи и Фелицитаты". Это текст 3 века, где Перпетуе является перед ее смертью мученической - является такое видение: она видит некую золотую лестницу, которая ведет в небо, а внизу, у подножия этой лестницы, сидит дракон и не дает по ней восходить - да? Это, конечно, лестница добродетелей, а дракон, конечно, - это дьявол. И, вот, это знаменитое словесное описание дракона, сторожащего лестницу, ведущую в небо, - оно дало основу для очень многих средневековых изображений. Ну, вот, давайте посмотрим на эту миниатюру из французского манускрипта "Зерцало дев" - манускрипта 12 века. Это некое моральное наставление для молодых женщин. Мы видим лестницу, которую венчает лик Христа. По этой лестнице упорно лезут куда-то вверх вот эти девы. Дракон сидит внизу, как полагается, но ему приходится несладко, поскольку он уже ранен двумя копьями вот этих праведных дев. Трем девам уже удалось добраться до верха и дотянуться до самого Христа. А в середине находится некий странный демонический персонаж с рогами, который выполняет очень двусмысленную роль: с одной стороны, он целит мечами, вот, в двух дев, которые пытаются подняться, - да? - а, с другой стороны, самая успешная из дев - видимо, это и есть Перпетуя, - очень мирно сидит на плече, вот, у этого демона - демон фактически помогает ей подняться к Христу.
И, вот, здесь, по всей вероятности, мы видим визуальное воплощение очень популярного представления средневекового, что дьявол может быть полезен. То есть, в самом деле, если бы дьявол не искушал праведников, они бы не снискали своей короны - да? И, вот, скажем, Мартин Лютер - он иногда даже называл дьявола святым: "Святой Дьявол". Почему? Потому, что дьявол помогает нам, на самом деле, снискать некий венец праведности - да? Ну, вот, посмотрим на эту картинку; ее написал художник из Сан-Джиминьяно, из города тосканского, - Лоренцо ди Никколо ди Мартино. Картина на тему чудес Святой Фины. Святая Фина - это такая местная святая, которую очень до сих пор любят в этом итальянском городе - в Сан-Джиминьяно. Она умерла очень молодой. Всю жизнь она тяжело болела. Вот, мы видим, она лежит внизу; ее гниющее от болезни тело, вот, грызут какие-то мыши. А изображено, собственно, падение ее матери: мать упала с лестницы, упала так тяжело, что насмерть разбилась. Но Святая Фина ее сейчас воскресит, в следующей картинке. Тем не менее, мы видим, что на груди у матери сидит дьявол; сидит он в виде дракона. Вот, почему он изображен в виде дракона на этой картинке? Обычно в таких бытовых сценах, которые разыгрываются просто в каком-то, там, я не знаю, помещении, дьявол изображается в виде человекоподобного какого-то существа. Я думаю, объяснение состоит только в том, что в сознании, вот, художника жила эта ассоциация между лестницей и драконом, именно поэтому... Это уже не аллегорическая лестница добродетелей - да? Это лестница в обычном жилом доме, в городе Сан-Джиминьяно. И все равно эту лестницу продолжает сторожить дракон.
Вот, от дракона мы по констрасту переходим ко льву. Почему по контрасту? Ну, не только потому, что это совсем другой зверь, - да? - совсем не похожий на змей и дракона, но и потому, что семиотически он выражает совсем другую сторону дьявола - да? Если дракон тайно подстерегает, как пишет Августин, то лев открыто свирепствует. Лев воплощает не какую-то хитрость, - да? - он воплощает открытую агрессию, открытое свирепство, как говорят средневековые авторы. Изображался ли дьявол в виде льва? На самом деле, очень редко. Мы редко видим у него откровенно львиные черты - ну, например, львиную морду. Вот, такой, довольно редкий, пример - это фреска Беноццо Гоццоли, где изображено, как Франциск Ассизский изгоняет демонов из города Ареццо. Эти демоны долго там свирепствовали, наводили всякую смуту, и, вот, святой, наконец, занялся избавлением города, и очень быстро в ходе молитвы ему удалось добиться того, что, вот, эти демоны - как видите, огорченные - улетают, покидают город. Один из этих демонов имеет очень своеобразную комбинацию черт - да? Он очень, очень гетерогенный демон: лапы у него, по всей вероятности, птичьи, рога тельцовые, крылья - видимо, летучей мыши, но морда совершенно львиная. Это редкий случай, редкий случай, когда дьявол изображается с львиной мордой.
И, все же, в скрытом виде, по крайней мере, одна черта льва присутствует на очень многих изображениях. Вот, мы с вами говорили о том, что дьявол вобрал очень много черт разных животных. Иногда это какие-то малозаметные черты, которые мы можем выявить только при вот таком иконографическом анализе. Так вот, что же взял дьявол ото льва? Чтобы разглядеть эту черту, нам надо обратиться к текстам бестиария. И, вот, мы читаем у того же Храбана Мавра такую любопытную вещь: на настроение львов, пишет он, указывает их чело. Ну, на какое настроение может указывать чело в случае демона - да? Рразумеется, речь может идти о выражени гнева, прежде всего. А физиогномика гнева, его внешние признаки, была разработана очень хорошо в трактатах средневековых, и, более того, она была разработана уже в 6 веке Мартином из Браги, который в трактате "О гневе" описывает, как выглядит гневающийся человек: "Он имеет дерзкий облик, угрожающее лицо, грозное чело, свирепый взгляд, бледность либо краснота лица отличают его, горят и сверкают глаза, трепещут губы, - вот, обратите внимание на это, - сжимаются зубы". В общем, вид такой, что и не знаешь, чего больше в этом пороке: гнусности или безобразия. Ну, а гнев - это один из семи смертных грехов, как вы знаете. Авторы 11 века: Вольфарий, М**те*асинский (???) - повторяют это описание с любопытным вариантом - он говорит: "трясутся губы" у гневного человека, - и с любопытным добавлением: "еще у него торчат волосы, волосы вздыблены".
Так вот, выражение львиного лица нередко наделено, вот, именно этими чертами, из которых надо отметить, прежде всего, вот эти вот "трепещущие, трясущиеся губы" и "нахмуренный, нависший лоб". Это визуальная формула гнева. Венецианский рельеф, который хранится сейчас в Лувре, с изображением льва, который, вот, вцепился в какое-то рогатое животное - ну, наверное, в какого-то быка. Мы видим у него очень характерную линию губ, которая напоминает лежащую восьмерку. Вот, обратите внимание: это как бы лежащая восьмерка. Вот, еще яснее она видна вот на этой крито-венецианской иконе 17 века, где изображено, как Даниил был брошен в львиный ров. И, вот, здесь мы видим точно такую же визуальную формулу, выражающую гнев. Вот, обратите внимание, вот на этого льва - да? Восьмерка, лежащая восьмерка. При изображении в профиль эти изогнутые восьмеркой губы предстают в виде петли. Вот, эту характерную петлю мы видим, скажем, на этой испанской фреске с изображением льва, и встречается она на огромном количестве других изображений. Ну, вот, например, витраж из бургундского города Осера, где изображено, как Святой Маммас - такой мученик-ребенок - был брошен на арену, где его должны растерзать тоже такие же гневные дикие львы; и мы видим здесь, что, вот, это львы изображены в профиль, и восьмерка превратилась в петлю - да? Вот, эта петля - это вторая визуальная формула, которая передает гнев. Ну, коллеги, о том, как эти львиные черты перешли по наследству к дьяволу, мы поговорим с вами на следующей лекции - завтра.
-------
- Перова Мария, студентка РГГУ филологического факультета. Александр Евгеньевич, у меня к вам - два вопроса. Первый вопрос: вот, вы говорили - бьестиарий состоит из двух частей, и первая часть - это биологические характеристики зверя. Они бывают часто фантастические, но иногда - и реальные. Мне интересно, что касается единорога: это животное воспринималось как реальное животное, и , может быть, действительно, есть какие-то биологические подтверждения существования; или нет? И второй вопрос - по поводу рогов дьявола: вот, вы много рассказывали про изображение дьявола, но мы видим, что на разных изображениях рога у дьявола разные, то есть либо тельцовые, либо козлиные; влияет ли это на что-то, что это обозначает?
- Ну, спасибо, Мария, за вопрос. Я начну с первого вопроса: конечно, единорог тоже воспринимался как реальное существо, хотя его никто не видел - да? И он имел очень сильную позитивную окраску - да? Ну, мы знаем одно знаменитое поверье, связанное с единорогом; наверное, очень многие его знают. Как поймать единорога? Его очень трудно поймать. Что нужно иметь, чтоб поймать единорога? Нужно иметь девственницу. Вот, ты сажаешь девственницу, к ней подходит единорог, он кладет ей голову на колени и засыпает - и, вот, тут его можно брать голыми руками. В этом плане он, естественно, рассматривался как фигура Иисуса Христа, его связи с Девой Марией. Есть случаи негативного, действительно, понимания единорога, как фигуры дьявола. Это очень часто совмещается - вот, негативное и позитивное: ну, у кого-то больше негативного, у каких-то зверей больше позитивных черт. У единорога, безусловно, больше позитивных черт, он скорее Христос. А о рогах я буду подробно говорить на следующей лекции, завтра, - вы просто предвосхитили мою тему.
Комментариев нет:
Отправить комментарий