Здравствуйте! Предлагаю расшифровку лекции Юрия Евгеньевича Прохорова "Русский язык в поликультурном пространстве" (1-я лекция), которая была прочитана в проекте "Academia" 13 сентября 2010 года. Правда, она теперь есть на сайте телеканала "Культура", но я сделал расшифровку независимо.
Лекция посвящена изменениям руского языка, которые происходят с ним постоянно. Сейчас постоянно говорят о том, что русский язык становится загрязненным, деградирует. Но лектор, приводя плохие примеры писем Пушкина, говорит о том, что язык, являясь, с одной стороны, хранителем культуры, должен одновременно и приспосабливаться к новым условиям общения, а потому должен меняться. Такое происходит, например, с компьютерной лексикой или с использованием языка в бизнесе. Хотя, по мнению Юрия Евгеньевича, нужно стараться соблюдать нормы, но все же в каждой сфере общения: среди детей, специалистов, в особых социальных группах и так далее - язык незбежно будет иметь особенности. И здесь нужно учесть, что язык может использоваться в русской культуре, даже если на нем говорят люди других национальностей, а может использоваться в другой культуре, даже если на нем говорят русские. Главное - чтобы язык не стал просто кодом общения, каким становистя английский, а оставался связанным с русской культурой. И хотя норма при таком взгляде кажется размытой, но постоянно меняются и словари, а поэтому они и должны быть ориентирами для всех русскоговорящих.
Вторая лекция - здесь: "Русский язык в поликультурном пространстве (2-я лекция)". Смотрите также по теме: "Очевидное-невероятное. О прошлом и будущем русского языка", "Русский язык в ХХI веке (1-я лекция)", "Русский язык в ХХI веке (2-я лекция)", "Язык - творец человека (1-я лекция)", "Язык - творец человека (2-я лекция)", "Языки большого города в истории человечества", "Очевидное-невероятное. Смешение языков", "Очевидное-невероятное. Язык и цивилизация".
Лекция посвящена изменениям руского языка, которые происходят с ним постоянно. Сейчас постоянно говорят о том, что русский язык становится загрязненным, деградирует. Но лектор, приводя плохие примеры писем Пушкина, говорит о том, что язык, являясь, с одной стороны, хранителем культуры, должен одновременно и приспосабливаться к новым условиям общения, а потому должен меняться. Такое происходит, например, с компьютерной лексикой или с использованием языка в бизнесе. Хотя, по мнению Юрия Евгеньевича, нужно стараться соблюдать нормы, но все же в каждой сфере общения: среди детей, специалистов, в особых социальных группах и так далее - язык незбежно будет иметь особенности. И здесь нужно учесть, что язык может использоваться в русской культуре, даже если на нем говорят люди других национальностей, а может использоваться в другой культуре, даже если на нем говорят русские. Главное - чтобы язык не стал просто кодом общения, каким становистя английский, а оставался связанным с русской культурой. И хотя норма при таком взгляде кажется размытой, но постоянно меняются и словари, а поэтому они и должны быть ориентирами для всех русскоговорящих.
Вторая лекция - здесь: "Русский язык в поликультурном пространстве (2-я лекция)". Смотрите также по теме: "Очевидное-невероятное. О прошлом и будущем русского языка", "Русский язык в ХХI веке (1-я лекция)", "Русский язык в ХХI веке (2-я лекция)", "Язык - творец человека (1-я лекция)", "Язык - творец человека (2-я лекция)", "Языки большого города в истории человечества", "Очевидное-невероятное. Смешение языков", "Очевидное-невероятное. Язык и цивилизация".
Источник видеозаписи: http://www.tvkultura.ru/theme.html?id=31442&cid=11846
Прохоров Юрий Евгеньевич - доктор педагогических наук, доктор филологических наук, профессор, ректор Государственного института русского языка имени Пушкина, лауреат премии Президента Российской Федерации в области образования, вице-президент Российского общества преподавателей русского языка и литературы, создатель школы по описанию взаимосвязей языка и культуры с целью их преподавания иностранцам.
Спасибо. Добрый день. Наша сегодняшняя встреча посвящена, как мне кажется, очень интересной, очень важной и очень значимой проблеме. Мы будем говорить о русском языке, но немножко - о том, что это, собственно, за лингвистический феномен нашего времени. Второе, из чего строится, вот, наше общение на русском языке, как оно организовано. И, третье, насколько важно сейчас, в наше время, восприятие русского языка и изучение русского языка в зарубежных странах.
Мне кажется, что сейчас, вы знаете, о русском языке говорят очень много. И такое ощущение, что все, кто владеют русским языком, как всегда, как это водится, хорошо разбираются в этом. И вот совсем недавно, вы помните, в августе прошлого года, очень много было передач, посвященных историческому событию в русском языке массовыми средствами информации. Была определена очень интересная конструкция. Министр Фурсенко с 1 сентября изменил род у "кофе". Вот мне бы очень не хотелось, чтобы и вы, и те, кто будет это слушать, относились таким вот образом к русскому языку.
Вы понимаете, что никакой министр никакой род какого-то слова не меняет. Когда мы говорим о том, что для нас нормативно, что для нас правильно, мы должны исходить из разумного понимания того, а что есть, собственно говоря, норма. Норма - это не то, что устанавливается какими-то специалистами в каком-то институте. Норма - это то, что мы с вами устойчиво, планомерно вводим в наше общение, оно там закрепляется, и постепенно становится именно эта составляющая нормативной на определенный этап развития русского языка, как любого языка, и нашего с вами общения. В свое время - по крайней мере, для моего дедушки, - норма была "добраго". Понятно, что сейчас так никто не говорит и не пишет. Для моего папы норма была "фильма" женского рода, мужского рода этого слова не было. И вы, когда смотрите какие-то старые фильмы: там будет конструкция "показать фильму". Нам кажется, это абсолютно неправильно, ненормативно, хотя это была норма определенного времени. Таких примеров можно приводить очень много, но мне кажется, что вот отношение к языку, особенно если говорить о профессиональном отношении к языку, должно заключаться, прежде всего, в осмыслении того, что происходит, а не в каких-то оценочных вещах, что вот это было не так, и, значит, так, как сейчас, - это неправильно.
И поэтому, если мы посмотрим вот таким образом на язык, на его состояние, на его развитие, мы увидим, что в каждый конкретный момент этот язык содержит все те элементы, которые, в принципе, содержит и сейчас вот и язык, и наше общение. Более того, могу добавить, опять в пользу Пушкина и не в пользу, может быть, так сказать, восприятия произведений Пушкина: мне совсем недавно в Интернете попалась очень интересная, такая немножко провокационная, может быть, заметочка о языке Пушкина, где было сказано, что язык Пушкина - это немножко олбанский язык его времени. А пример приводится очень хороший - стихотворение: "Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты". В чем же здесь специфика? Ну, во-первых, к сожалению, мало кто знает, что "гений чистой красоты" - строчка не пушкинская, а державинская, и несколько раз она повторялась. И в первых изданиях этого стиховорения она выделялась курсивом или другим шрифтом, чтобы показать, что Пушкин к этому не имеет никакого отношения, потому что, собственно, вдумавшись в конструкцию: "гений чистой красоты",.. - в общем, конструкция не очень ясная, да? Что имелось в виду... Далее, не было в русском языке того времени слов: "мгновенье", "виденье". И если вы откроете словарь того времени, то литературным, нормативным могло считаться только: "видение", "мгновение" и так далее. То есть это стихотворение тоже, в определенной степени, отражало вот одну из составляющих, одно из направлений развития русского языка, который мы теперь называем языком Пушкина.
И таких примеров можно приводить очень много, поэтому мне кажется, что, говоря, в принципе, о языке как о некоей системе, мы должны обращать внимание на две составляющие. Да, конечно, язык - это хранитель культуры, это хранитель и транслятор культуры. Но, с другой стороны, язык - это то средство, которое обеспечивает наше существование здесь и сейчас. В языке нет ничего лишнего. Что-то может выйти из нашего общения, потом вернуться. Ну, наглядный, самый, может быть, наглядный пример - пожалуйста, слово "дума". Все мы проходили историю и знаем, что была Боярская дума, потом очень долгое время это слово не фигурировало, потом появилась вот Государственная Дума. Могут появляться какие-то вещи, которые сегодня должны назвать новое для нас явление. То есть мы никогда не заимствуем просто слово - оно нам не нужно; мы заимствуем некое явление, некий, так сказать, предмет, и заимствуем наименование этого предмета. Мы заимствуем экономическую какую-то систему. Вот появляется то, что, может быть, по-русски не очень хорошо, но уже почти прижилось, - "бизнес-русский" так называемый, да? Когда русский язык - в сфере делового общения существует. Мы заимствуем какие-то компьютерные вещи - естественно, мы заимствуем определенные названия тех или иных единиц. Заимствуя те или иные единицы, естественно, мы их начинаем адаптировать, начинаем использовать в нашей речевой модели, в нашей модели общения.
И вот, может быть, самый яркий пример последнего времени - это пример с "e-mail": когда появилось это явление, естественно, оно было заимствовано. Говорили: "послать по э-мэйлу", "ответить по э-мэйлу", - до тех пор, пока это было мало распространено. Стало расширяться это явление - появилась как бы русская реальная конструкция: "электронная почта". Мы стали говорить: "послать по электронной почте". Потом это явление стало все шире, шире, шире, шире. К чему это привело? Наше речевое общение на основе абсолютно иностранного "э-мэйла" придумало две блестящих конструкции: "мыло" и "емеля". Надо отдать должное нашему языковому чутью; оказалось, сделать из э-мэйла два русских слова: "мыло" и "емеля" - это красиво, согласитесь. И, в общем, "мыло" стало так немножко побеждать в молодежной среде. Чем сейчас закончилось дело? А очень просто: слово "почта" стало в 99 случаях из 100 означать просто электронную, именно электронную, почту. "Пришли мне по почте", - современная конструкция - это, скорее всего, по электронной почте. "Я сегодня еще не открывал почту", - это конструкция, которая имеет только к этому отношение, да? "У меня почта сегодня не работает", - у меня; не вообще вот, как мы привыкли, что есть почта, а у меня сегодня почта не работает. И так далее, и тому подобное.
То есть вот эти все заимствования постепенно в нашем речевом общении вот таким вот образом трансформируются. И надо сказать, что, если еще раз обратиться к Пушкину, то, когда вышла поэма "Руслан и Людмила", то очень много критиков было, которые считали, что, во-первых, это мужицкие рифмы (такие рифмы у Державина, там, Сумарокова и кого-то не были приняты), а одной из таких, одной и претензий было, очень интересно, что безобразно использовано заимствованное слово "фонтан" при наличии русского слова "водомет". Вот это мне напоминает некоторые сегодняшние уже реплики по поводу заимствований.
И вот, если посмотреть на такое развитие, здесь и сейчас, русского языка, то можно перейти и к следующей проблеме, которая у нас есть: это русский язык, попавший вот, за последнее время, последние лет тридцать, в очень интересную ситуацию поликультурного использования. Тридцать лет назад русский язык очень активно изучался как мировой язык. Где-то он изучался как обязательное явление, где-то - по потребностям, но, в принципе, широта его изучения явно превосходила те реальные потребности, которые были в нем. И поэтому складывалось такое, может быть, несколько отторгающее отношение к этому языку: я его обязан выучить - что я с ним буду делать, не очень понятно. И вот за последнее время русский язык попал в принципиально иную ситуацию. Русский язык существует, с одной стороны, в пределах ареала русской культуры, среди носителей русского языка. Назовем это, так сказать, "внутрикультурное использование". В рамках этой культуры появилось очень большое количество людей, не носителей русского языка, но которые пользуются русским языком вот в рамках, внутри русской культуры. Ну, возьмем то большое количество мигрантов, которое сейчас есть в крупных городах. С одной стороны, они общаются на своем языке и в структуре своей культуры. С другой стороны, естественно, происходит контакт между носителями руского языка, представителями русской культуры, и теми, кто говорит на другом языке в рамках другой культуры. То есть это соприкосновение происходит. И для тех ситуаций, когда необходимо это речевое общение, происходит вот контакт этих двух культур в рамках уже собственно русского языка. Я это ***** назвать, так сказать, "околокультурное состояние".
Во многих странах: прежде всего, возьмем страны, раньше входившие в состав Советского Союза, или страны, где очень большие диаспоры носителей русского языка, - немножко другое состояние русского языка. Он для людей родной, но общаются они на родном русском языке в пределах совершенно другой действительности, другой культуры. И вот это очень важно. Это моментально сказывается на языке, потому что, если он должен обеспечить мое существование, то, хочу я или не хочу, я должен использовать те языковые единицы, те ситуации общения, которые существуют в данной культуре, которые приняты для данной культуры. Это вот такое внешнекультурное существование русского языка. Он, с одной стороны, в них замкнут, как представителях русского языка и русской культуры, и, тем не менее, говоря о другой действительности на русском языке, они вынуждены использовать каакие-то единицы, которые отражают эту культуру.
Ну, самые простые примеры: допустим, если это будет, там, какое-то государство в Балтии, то там нельзя сказать, что у них есть Государственная Дума, да? Нужно сказать, что у них есть там Совет, Сенат или еще что-то. И так далее. Где-то есть Рада. И если приехать в любую из этих стран, то речь носителей русского языка, у которых русский - родной... У них будут свои названия праздников, свои названия каких-то вещей, связанных с пищей, и так далее, и тому подобное. Более того, реакции на какие-то ситуации общения на русском языке у них чаще всего будут такими, какими приняты в той культуре или носителями другого языка реализуются вот так, как это принято у них.
И есть внекультурная реализация русского языка. Это вот то, от чего постепенно начинает, по мнению исследователей английского как иностранного, страдать английский язык. Он начинает отрываться вообще от культуры и становится просто кодом для общения. Да, когда по-русски общаются, не знаю, американец и венгр, находящиеся в Сингапуре, то очень трудно вот обеспечить какую-то культурную базу, потому что она у них разная. И поэтому тогда язык существует как код для передачи информации. Вот. Вот английский язык в этой ситуации уже существует, так сказать, достаточно длительное время, очень активно. Но специалисты в области английского языка начинают, в общем, бить тревогу. И последнее время даже организуются специальные курсы вот: "Английский язык и английская культура". Кстати сказать, вот при объединении Европы тоже очень остро встал вопрос о том, что языки, которые используются в разных странах: ну, или там немецкий, французский, итальянский, допустим, еще какой-то (в основном используется английский) - они тоже начинают отрываться от культуры. Немецкий начинает отрываться от немецкой культуры, итальянский - от итальянской культуры. Этот вопрос, действительно, очень важен, поскольку любой отрыв языка от культуры снижает, собственно, специфику этого языка, потому что язык - это то, что от культуры оторвать невозможно. И вот мне кажется, что вот вся эта ситуация с русским языком чрезвычайно важна.
Я хочу вам привести несколько примеров, которые показывают, как интересно трансформируется, вот особенно в этом внешнекультурном состоянии, русский язык среди носителей языка. Ну, еще раз могу сказать, что, на примере нашего института, мы видим очень интересную вещь. Но это видят все, у кого есть приезжающие на обучение носители русского языка - граждане, допустим, стран СНГ, у которых русский язык родной. Но, приезжая на обучение, они испытывают определенные трудности, потому что их процесс обучения в школе проходил на грузинском, армянском, таджикском, и так далее, языках. Они абсолютно свободно владеют русским языком в определенных коммуникативных пространствах. Я чуть позже скажу, так сказать, что под этим понимается. И они очень плохо пишут по-русски. Это проблема. У них нету того запаса знаний о языке как лингвистическом феномене, который есть у тех, кто закончил школу с русским языком обучения, что тоже очень важно и значимо, особенно в сфере подготовки, допустим, филологов, преподавателей, русистов-исследователей и так далее.
Ну, вот как это интересно, например, проявляется в русскоязычной прессе, которая существует в очень многих странах мира. Вот послушайте несколько, два примера, которые показывают, что это, безусловно, русский язык (это все нормально), но вот что-то, сказанное на русском языке, сразу переводит этот язык как бы в сферу другой культуры. "Домик на берегу реки. Восемьдесят одна сотка. Возможно строительство двухсот квадратных метров". Ну, все понятно, да? И вдруг последняя фраза: "свой берег". То есть мы, в принципе, можем догадаться, что это, наверное... То есть резко поднимает стоимость этого участка, потому что вот свой берег как собственность выхода к реке - это уже очень значимая вещь. "Более ста кресел оказались занятыми, и пришлось принести дополнительные стулья. Кто-то стоял и в проходах. Неудивительно: простым смертным нечасто доводится лицезреть второе лицо государства, а тут - еще и возможность задать ему вопросы и высказаться на наболевшую тему". Обратите внимание стилистически вот на эти "кресел", "лицезреть". Это вот стремление к некоторой русскости данного текста - вот использование вот таких единиц.
"Организатором встречи с Матти Ванханеным стала женская сеть “Rasmus-naiset”, которая выступает против насилия и расизма в обществе." "Отвечая на вопрос одного иммигранта, Матти Ванханен сделал любопытное заявление, которое касается, пожалуй, всех иностранцев, проживших в Финляндии не один год. Один знакомый премьер-министра, который живет в Финляндии уже много лет, прекрасно говорит по-фински, заметил: “Разве я до сих пор иммигрант и иностранец? Нет, я — новый финн!” Эта новая терминология, прозвучавшая из уст самого премьер-министра страны, пришлась по душе многим, и зал разразился аплодисментами." Вот знание конструкции "новый русский" используется таким образом. У меня - большие сомнения, что, если кто-нибудь в русской аудитории, в русской культуре громогласно заявил бы, что "я новый русский", это было бы воспринято с аплодисментами., потому что коннотация этой конструкции у нас совершенно другая. Здесь же использована, да, конструкция, он новый финн, поскольку он не так давно, так сказать, приехал и, все-таки, уже довольно давно там живет, но коннотация воспринимается в другой культуре совершенно иначе. Вот мне кажется, что это тоже очень важно для современного понимания русского языка.
Нам иногда кажется, что русский язык, даже во внутрикультурном использовании, един, однороден, и что мы прекрасно все понимаем. В Интернете есть словарик: русский московский, русский санкт-петербургский. Там довольно большое количество языковых единиц. А одно время на ленинградском вокзале какой-то банк повесил такие очень интересные объявления. В Москве, на Ленинградском вокзале, было написано: "Поребрик - бордюр. Парадная - подъезд. Батон - булка." Дальше: "Два города, два мира, один банк." В Петербурге на Московском вокзале читаем: "Бордюр - поребрик. Батон - булка"... То есть все то же самое, только перевернутое, и та же подпись этого банка. Ну, очевидно, очень насторожила конструкция "два мира", поэтому быстро исчезли эти объявления, но, тем не менее, вы видите, что по конкретным языковым единицам можно понять, представитель какого города это. Если вы в Москве услышите: "Дайте мне булку", - понятно, что это житель Петербурга.
Если мы попадаем в Зауралье, то очень трудно говорить о фонетической единой норме, потому что там тверже говорят, там немножко по-другому. А когда я первый раз услышал конструкцию: "Мы вчера ели викторию", - то, как профессиональный филолог, я не стал это комментировать, а спросил: "А что это означает?" Ну, я думаю, что та аудитория, которая будет это слушать... Часть аудитории знает, что слово "виктория" заменяет на очень большой территории России слово "клубника", потому что единственный сорт, который вот за Уралом прижился, назывался "Виктория". Слово "клубника" уже не понадобилось. Точно так же, как то, что там называется "гамаши", у нас называется "ретузы". То эти явления совершенно спокойно можно относить вот к специфике даже внутрикультурного проявления.
Следующая, как мне кажется, очень важная вещь, и потом, когда будем говорить о специфике вот русского языка уже как собственно иностранного: мне кажется, что мы иногда не учитываем такую особенность любого речевого общения, которая обязательно проявляется. Но она проявляется, может быть, не столь заметно для нас, а вот, если со стороны посмотреть внимательно на то, как мы общаемся в разных ситуациях, то мы увидим, что это происходит по-разному. Вот как раз здесь речь идет о том, что я называю коммуникативным пространством, то есть совокупностью сфер речевого общения, которые в определенной ситуации общения позволяют мне реализовывать свои потребности. Вот есть профессиональное пространство. Если в филологической среде будет выступать математик, а среди математиков - филолог, то вопрос дискуссионный: насколько они поймут друг друга?
Есть социальные определенные пространства. Какое-то проявляется больше, какое-то проявляется меньше. Ну, самый простой пример, что всегда были такие социальные пространства, как, допустим, русский язык криминальной сферы. Другое дело, что мы его не слышали, мы с ним не сталкивались. Он существовал как бы внутри самого себя. Сейчас из фильмов каких-то, из каких-то передач мы отдельные слова знаем оттуда. Другое дело, что мы их не используем. Почему? Потому, что мы не общаемся в этом пространстве. Но какие-то единицы мы все-таки понимаем.
Есть определенные совершенно гендерные пространства. Понятно, что мужская и женская речь различаются вот использованием тех или иных единиц, так сказать, суффиксальными какими-то вещами и так далее.
Есть детское пространство, когда дети общаются между собой, причем оно тоже, так сказать, вот такими стратами идет: в разном возрасте - по-разному. И это нормально, потому что это определяет социализацию ребенка, и этим он показывает, что "я свой", вот "я вот знаю вот эти вот слова". Как и в любом пространстве можно показать, что "я свой", выбрав какие-то языковые единицы. Но самое интересное заключается в том, что даже мы, носители языка, в тех или иных пространствах себя ощущаем лучше - мы свободнее используем русский язык; или ощущаем себя скованно - мы не знаем, как реально построить общение в этом пространстве. Мы знаем какие-то отдельные единицы, но не знаем вот всю последовательность построения. Очень часто мы сталкиваемся с проблемами: как с детьми говорить? Потому что вот есть свой язык, есть свое пространство. Мы, как взрослые, умеем говорить по-русски, а вот, как дети, - уже этот навык потеряли.
Безусловно, есть, я говорю, молодежное пространство. Я не специалист в молодежной музыке, например, поэтому для меня это... Если идет передача о молодежных каких-то вещах, немножко иностранный язык, потому что какие-то вещи я не знаю. Есть язык компьютерного пространства.
Так что мне кажется, что это тоже очень важная составляющая, потому что носитель языка тоже далеко не во всех коммуникативных пространствах в полной мере может себя реализовывать. Мы читаем какие-то книжки - мы что-то понимаем, что-то не понимаем. Почему? И вот, если опять вернуться к тому же "Евгению Онегину", мы не находимся в том коммуникативном пространстве, мы не знаем, что эта фраза означала в то время. Не случайно говорят, что самая первая фраза: "Мой дядя самых честных правил", - это некий стандарт из характеристики того времени: "человек честных правил". Но мы на это никак не реагируем, естественно, да? И, ну, это примеров таких можно приводить очень много.
И вот, мне кажется, что вот сейчас - еще одна ситуация с русским языком, что мы находимся в некоем переходном таком этапе, мы начинаем овладевать новыми коммуникативными пространствами. У нас, в принципе, не было коммуникативного пространства, связанного с какими-то экономическими вещами. Сейчас, в общем, оно у всех на слуху, мы знаем какие-то вещи, и так далее, и так далее. Что сразу приводит к тому, что возникает в нашем речевом общении масса конструкций, связанных, ну, хотя бы с использованием карточек, да? Понятно, что какое-то время назад конструкция "мне заблокировали карточку" вызвала бы недоумение: о чем идет речь, да? Совсем недавно в "Комсомольской правде" на последней странице мне попалось очень интересное замечание, что 30 лет назад могли принять за сумасшедшего, так сказать, со всеми вытекающими последствиями, если бы услышали такие фразы: "Я сегодня до трех буду в лесу гулять. Ты мне позвони. Положи мне деньги на трубку. Ты, что, не можешь на телефоне посчитать?" И так далее, и тому подобное. Таких фраз, все понимают, очень много. Да? Значит, вот мы начинаем усваивать какие-то новые элементы вот в этом новом для нас тоже поликультурном пространстве, потому что мы не были связаны с этими элементами.
Вот еще великий наш лингвист Щерба говорил, что собственно литературный язык для его носителей всегда немножко иностранный, ведь вот на таком, как говорят, сугубо литературном языке мы очень редко говорим. Мы говорим на том языке, который связан с данным коммуникативным пространством. Дома, там, за столом, мы говорим на таком разговорно-домашнем языке. За столом где-то мы будем говорить на немножко другом языке. Кто не верит, может прийти домой и за ужином попробовать минут десять поговорить на сугубо литературном языке. В общем, самый мягкий комментарий, который может быть: "Говори нормально". Да? Потому что это будет нарушение.
Мы видим, что в сфере политической, в зависимости от коммуникативного пространства, используются те или иные единицы, которые в другом пространстве, допустим, представитель, там, политики и официальных средств каких-то информации не будет использовать. Но это пространство позволяет использовать какие-то достаточно резкие высказывания, вроде бы из другого пространства. Ну, один из таких ярких примеров, вы помните, в речи нашего президента, когда он сказал: "Не надо кошмарить малый бизнес". Да? И здесь тоже очень интересное вот, мне кажется, с точки зрения филологии, отношение. Ну, "не надо кошмарить" - ничего. Например: "не надо кошмарить образование", - можно сказать, да? Или "не надо кошмарить" еще что-то. Но возникновение этого именно соотношения с малым бизнесом как бы подчеркивает, в общем, неустойчивость вот, сложность и законодательной организации малого бизнеса. То есть, взятое из другого коммуникативного пространства, слово как бы немножко окрашивает и сам вот этот.., вот эту коммуникативную сферу.
Я думаю, что вот базовая такая составляющая - она, конечно, незыблема, и за последнее время у нас нету наблюдений... Одно время очень опасались, что вот большой миграционный поток носителей другого языка скажется на русском языке. Нет, пока таких наблюдений не замечено.
Но вот, например, замечено в другой аудитории на другом языке. Использование языка в другой коммуникативной сфере - компьютерно-..., вот мобильно-телефонной, сейчас очень волнует китайцев. Дело в том, что мы словами вот привыкли, там, буквами все означать... Иероглиф - это понятие, это значок. А смайлик - это что? Это то же самое. И в Китае, у китайских школьников, как нам рассказывали специалисты в области китайского языка, наблюдается тенденция, что они в письменной речи стали смайлики ставить. Потому что модель та же самая, да? Знак? Знак - знак, понятие - понятие. Если нам это как-то вот не подходит, и мы только вот в электронной и, так сказать вот, телефонной делаем вещи, то китайские школьники стали использовать это просто вот в письменной речи.
То есть вы видите, что изменение вот этих коммуникативных пространств может приводить даже вот к таким вот вещам. Мне думается, что это одна из сейчас очень важных проблем: и методических, и методологических, - потому что это, с одной стороны, - осмысление положения и судьбы русского языка... Мне бы еще раз хотелось сказать, что мы Пушкина читаем, но это не значит, что мы живем в языке Пушкина. Мы Пушкина читаем сегодняшним днем, сегодняшним языком, и поэтому, конечно, у нас - немножко другое. Мы постоянно сейчас меняем вот эти коммуникативные пространства. Нету строгого, так сказать, закрепления - вот только нормативное в чем-то. Мы значительно больше стали публично пользоваться спонтанной речью.
Вы помните, одно время очень критиковали средства массовой информации, что там появились ошибки какие-то. Ну я не беру ошибки, там, ударения, хотя с ударениями сейчас очень сложно. Но вот, если род у кофе меняют, то с ударениями, вы тоже знаете, проблема была большая. Как у нас: "йОгурт" или "йогУрт"? Правда, почему-то никто, кто об этом писал, не удосужился заглянуть в словарь. Первый раз зафиксировано, конечно, "йогУрт", а не "йОгурт", потому что заимствовали именно эту конструкцию, и произносили "иОгурт". Потом, когда стали есть его все, лень стало "ио" произносить - стали "йО", "йО" ударное, вот так "йОгурт" у нас и получился. "ДОговор/договОр" фигурирует давным-давно. И в свое время "прожекторперисхилтонщики", вы знаете, так сказать, слово "брачУющиеся" в своей передаче очень долго обыгрывали, тоже забыв посмотреть в словарь, потому что в словаре, конечно, было так, как и в этих словарях было, "брАчующиеся". И "брачУющиеся" - это, ну, последнего времени, так сказать, нововведение уже, которое только недавно зафиксировано в словарях. Значит, это вот одна ситуация.
Вторая ситуация: мы, конечно, должны понимать, что наше речевое общение обязательно будет меняться. Вот дальше мы с вами поговорим о том, а, собственно говоря, какова структура этого общения? Почему, какие элементы определяют в той или иной степени наше речевое общение? Как оно строится? Вот мы общаемся, не ошибаемся, понимаем друг друга. А что лежит в основе? Какие элементы организуют его? Почему иногда при изучении русского языка как иностранного возникают ошибки? В чем они? И почему, когда мы говорим на иностранном языке, тоже возникают определенные ошибки?
-----------
Вопросы из зала и ответы.
-----------
- Антон Горчаков, студент Инстиута русского языка имени Пушкина. Юрий Евгеньевич, вы упомянули о миграции в Россию и сказали, что это мало повлияет на нормы русского языка. Будут ли производиться какие-то меры, предприниматься какие-то меры по сохранению норм и соблюдению этих норм разными слоями общества нашей страны?
- Спасибо за вопрос. Вы знаете, я думаю, что да. Вот на сегодняшний момент не зафиксировано никаких влияний. Вот наличие этого околокультурного.., околокультурной составляющей... То есть в русском языке нет никаких изменений, связанных с тем, что вокруг очень много говорят на других языках. Что касается соблюдения норм, я думаю, что это, в общем, обязательное явление, конечно. Я уже говорил о том, что норма - это наиболее устойчивая наша модель реализации тех или иных единиц. Обычно добавляют, так сказать: "в среде образованных носителей языка". Ну, в ряде случаев - да, нужно просто контролировать соблюдение нормы. Есть вариативность. Мы не очень привыкли к тому, что в русском языке возможна вариативность; нам кажется, что должно быть "только так", вот только однозначно. Что не свойственно всем языкам. Там возможны варианты, даже синтаксические варианты возможны. Но мне кажется, что, да, есть какие-то вещи, которые нужно просто как бы внедрять в сознание, что вот это сейчас нормативно. Понятно, что не может относиться ни в каком виде к норме "звОнит". Да? Любимая конструкция такая. Я уже не говорю такие выдающиеся наши достижения, как "положить/покласть". Вот. "ЛОжит" и "лОжит". Это явно ненормативные и никогда не будут нормативными, потому что, даже по модели, они, может быть, не очень соответствуют. Но, в принципе, да: некий контроль за нормой должен быть. Особенно это важно для публично выступающих, для средств массовой информации. Определенное внимание к тому, как ты это произносишь, как ты говоришь, как ты строишь свое общение, должно быть. И это может решаться не просто, там, каким-то конкретным институтом или группой специалистов. В этом плане, мне кажется очень полезным и важным такой девиз, который был на конкурсе, который уже много лет проводится: "лучше русский язык в СМИ". Поскольку СМИ очень долго ругали, а там есть прекрасный русский язык в целом ряде передач. Мы все это смотрели. Девиз одного из конкурсов был: "Говорить правильно по-русски - это престижно".
-----------
- Институт русского языка имени Пушкина, Химочкин Анна. Юрий Евгеньевич, скажите, пожалуйста: вот на что сейчас можно ориентироваться? Просто, если я прийду в магазин и попрошу помочь мне с компьютерным обеспЕчением, мне в ответ ухмыльнутся. А это правильно, вроде как. Где сейчас можно посмотреть правильную норму произношения каких-то слов?
- Вы знаете, для этого всегда существует только, в общем, реально один способ: открыть словарь. И в словаре орфоэпических норм посмотреть, что является нормативным, а что является допустимым или недопустимым. Ведь, прежде всего, в том словаре, начиная с 83-го года, "кофе" допустимо среднего рода, но нормативным до сих пор является мужской род. "ОбеспЕчение" или "обеспечЕние"? Я вас уверяю, что вы в словаре найдете, что одно является нормативным, а второе - в ряде случаев допустимым. "ДОговор/договОР". То есть это фиксируется специалистами в словарях вот на основе, так сказать, понимания нормы как наиболее устойчивого употребления тех или иных единиц, конструкций, так сказать, в среде образованных носителей языка. Словарь это покажет.
Комментариев нет:
Отправить комментарий